Остановись! - [5]

— Моя фамилия Вайс, — выбираясь на платформу, сказал профессор. Он старался держаться подальше от незнакомца, причем так, чтобы между ними оставался корпус бомбы. — Профессор Вайс. Можно спросить, кто ты такой?

— Грешник, — сказал человек. — Грешник, стремящийся подвести последний итог.

Он выпрямился и откинул с головы капюшон. Вайс увидел темно-красную кожу, покрытую крупными чешуями, и голубые, почти человеческие глаза, странно выглядевшие в глазницах рептилии.

— Понятно, — выговорил ученый. — А с какой планеты… с какой далекой звезды ты прибыл сюда?

— Я прибыл не со звезды и не с другой планеты, — был ответ. — Скажем так, я с дальней стороны этого мира.

— С дальней стороны этого мира — повторил Вайс.

Он пристально вглядывался в незнакомца. Неужели мутант? Нет. Быть настолько радиоактивным и продолжать жить? Невозможно.

— Много-много веков я ждал чего-то подобного, — кивнув на бомбу, сказал чешуйчатый человек. — Я мечтал о ней, как мечтал когда-то о любви, о вине. И тем не менее я медлю даже теперь, когда одним прикосновением могу высвободить…

— Так тебе известно, что это такое? — удивился Вайс. — Это же атомная бомба. Скоро произойдет взрыв, и она убьет…

— Верно, — перебил незнакомец. — Это сбывшаяся мечта. Я о ней услышал от женщины, заглянувшей в мою пещеру в Каппадокии. От одной из многих, приходивших ради целительной силы моего внутреннего огня. Она умерла, но это была неторопливая смерть, и женщина многое поведала мне, даже научила языку, на котором мы сейчас говорим. Я уже учил его когда-то давно, но позже забыл.

— Каппадокия? — переспросил Вайс. — Это ведь в Турции? Ты, значит, из Турции?

Он невольно улыбнулся, уж больно странным получался их разговор. Возможно, это излучение как-то повлияло на его мозг. А может, сказывался морфин, который ему уже начинали давать, облегчая последние страдания от плутониевого заражения.

— Да, теперь эта страна так называется, — сказал человек. Облизнул запыленные губы длинным раздвоенным языком и вздохнул. — Но я не турок. Некогда я был добрым христианином на службе у своего императора. Ах, как хотел бы я избавиться от этого гнусного облика и присоединиться к своему властителю на небесах.

— Твой… гнусный облик? — переспросил Вайс. — Так ты, значит, не всегда был таким?

— Таким? Всегда? О, нет-нет. Когда-то я был хорош собой и не прятался от людских глаз… но это было страшно давно. Я утратил былые черты, но прошло столько лет, что мне уже их и не вспомнить.

— Но как ты стал… таким, каким стал? — спросил Вайс и снова посмотрел на часы.

Тридцать три минуты до детонации. Быть может, он рановато махнул рукой на свои жизненные перспективы. Еще оставалось время украсить свою карьеру чудесным и величественным открытием, чем-то в самом деле значительным. Не простым развитием работ других, более даровитых ученых. Вот бы изучить этого измененного человека, выведать секрет радиоактивной жизни. Его работу придется продолжить другим, но если бы ему удалось опубликовать хоть предварительные результаты, он оставил бы по себе немеркнущую память в науке. А может… может, он даже сообразил бы, как выжить, очистив свою кровь и костный мозг от плутониевого осадка.

— Как я стал таким? — повторил человек. — Я неоднократно об этом рассказывал, но, похоже, никто не выжил, чтобы другим передать.

— Сдается, я некогда слышал о ком-то вроде тебя, — проговорил Вайс. — Может, спустимся, чтобы было удобнее разговаривать? История, наверное, долгая.

— Да, история долгая, но я изложу ее очень кратко. А поскольку она завершается здесь, уходить отсюда негоже.

— Как тебе будет угодно, — кивнул Вайс. На часах было одиннадцать двадцать девять. — Я слушаю.

— Я был высокопоставленным полководцем империи, — начал человек. — Я происходил из именитой семьи, верно служил императору и был успешен на войне. Это было во дни правления Ираклейоса… ну да, вы называете его Гераклитом. Я был простым малым и мечтал лишь честно исполнить свой долг, обзавестись семьей и вырастить сыновей, чтобы они достигли еще большей славы, чем я. Только этому не суждено было случиться. Странное дело — то, о чем я тебе рассказываю, произошло так давно, но я все вижу с удивительной ясностью, в отличие от более близких времен, успевших подернуться для меня дымкой. Спроси меня, чем я занимался последнюю сотню лет, и я не сумею внятно ответить.

Минутная стрелка на часах Вайса подползла к цифре шесть.

— Стояло лето, долгое и засушливое, и оно близилось к исходу. Спасаясь от жары, я поехал в горы охотиться. Дни были долгие, а вечера — такие ласковые, каких с той поры ни разу не выдавалось. Со снежных вершин тянуло прохладой, а земля хранила солнечное тепло. В один из таких вечеров я увидел падающую звезду. Мне показалось, что она упала совсем близко, прямо за озером, где на дубовых сваях стоял мой охотничий домик. Я велел своим домашним рабам снарядить лодку, и гребцы отвезли меня к дальнему берегу. Там горели тростники, а среди них виднелась большая лодка, выкованная из сверкающего серебра. Перепуганные рабы забили веслами как попало, лодка качнулась, и я упал в воду. Я приказывал гребцам вернуться и подобрать меня, но они струсили. Это рассердило меня и придало мне храбрости. Я подплыл к берегу и, увидев в боку серебряной лодки дверь с петлями, открыл ее и вошел. Внутри металлического корабля было холодно. Куда холодней, чем морозными ночами на горных плато, когда негде укрыться от ветра и снега и не спасают никакие костры. Но гнев гнал меня вперед, и к тому же мне померещился свет, игравший на золоте. Обуянный жадностью, я проникал все дальше в глубину корабля…