Осталось чуть - [27]

Шлиффен думал, что он уже сообщил генералу Розенкрансу о том, что это может означать. Явно, в глазах американцского генерала подготовительный процесс означал не более, чем переброску войск из одного места в другое. Шлиффену было любопытно, не повело ли его опять его несовершенное знание языка. Нет, он так не думал. Проблема лежала во взгляде не мир генерала Розенкранса и – предположительно – президента Блейна.

- Если вы вштупите в войну с Конфедератифными Штатами, генерал, вы будете воефать с ними в одиночку? – Шлиффен попытался закинуть удочку в другую сторону, раз уж первая попытка успеха не имела.

- Конечно же, мы будем воевать с ними в одиночку! – Воскликнул Розенкранс. – Это они, кто пресмыкается перед иностранцами, а не мы.

Тот факт, что он сам разговаривал с иностранцем, ему в голову даже не пришло. Его голос вдруг приобрел жалобный тон – почти стон, который Шлиффен слышал и ранее от других офицеров США:

- Если бы Англия и Франция не вонзили бы нам кинжал в спину во время Войны за Отделение, мы бы тогда надавали конфедератам, и сейчас бы мы просто не беспокоились о такой вот ерунде.

- Мошет быть, это прафда, - Шлиффен в этот момент почувствовал нечто похожее на отчаяние: Розенкранс отнюдь не был окончательным глупцом, и Шлиффен не раз имел возможность в этом убедиться. Но сейчас сложно было сказать, то ли он был более наивен, чем невежественен, то ли наоборот.

- Разве ваша дипломатия не пыталась не допустить того, чтобы Великобритания и Франция в этой войне не повторили того, што они в предыдушчей сделали или даше более того?

- Это не моя епархия, - отрезал Розенкранс. – Если они не влезут в драку, значит так и будет, если же влезут, то мы и с ними, как я полагаю, разберемся.

Сделал паузу, а потом пробормотал:

- Нам не привыкать к ударам в спину.

- Вы, я полагаю, подготовили планы на злучай войны с одними Конфедеративными Штатами, на злучай войны с Конфедеративными Штатами в зоюзе с Великобританией, на злучай войны с Конфедеративными Штатами в зоюзе с Францией, на злучай войны с Конфедеративными Штатами в зоюзе как с Британией, так и с Францией? – Спросил Шлиффен.

Розенкранс изумленно уставился на него. Однако, прокашлявшись, американский командующий ответил:

- Мы несколько раз хорошенько всыплем мятежникам, а затем будем преследовать их там, где они побегут. Что бы они ни предприняли, мы отобьем любую их атаку, и… С вами все в порядке, полковник?

- Да, благодарю, - чуть помедлив, ответил Шлиффен.

На какое-то короткое мгновение его даже охватил стыд за этот приступ кашля – разве он американец, чтобы вот так наглядно демонстрировать свои мысли? Но Розенкранс явно в его кашле не усмотрел ничего такого, очевидно, решив, что его собеседник просто поперхнулся.

Как можно более тактично, Шлиффен продолжил:

- Мы заблаговременно разработали более детальные планы боефых действий, генерал. Они хорошо нам против австрийцев, а затем против французов послужили.

- Мне действительно доставило удовольствие наблюдать, как «лягушатники» получают хорошую трепку, - согласился Розенкранс. – Но, полковник, вы не понимаете…

Говорил он с большой искренностью в голосе –американцы не всегда были правы – не более, чем все остальные, но они всегда были уверенны в себе.

- Здесь нельзя просто взять и спланировать все, как это делаете вы по ту сторону Атлантики. Здесь слишком много земли и недостаточно людей, чтобы заполнить всю ее. Слишком много места для маневра, если вы понимаете, о чем я говорю, и как, к черту, учитывая все это, составлять планы?

Смысл в его словах был, но только отражали они далеко не полную картину.

- Перед нами штоит подобная трудность, когда мы о войне с Россией думаем, - ответил Шлиффен. – Там, в России, даше больше места, тшем у вас, хотя я долшен признать, што в России больше людей. Но это не мешает нам зоштавлять планы. Если мы можем вынудить неприятеля реагировать на дейштвия наших войск, победа за нами.

- Может быть, - ответил Розенкранс. – А может быть, вы умнее русских, с которыми готовитесь воевать. Здесь же, сдается мне, еще не народился на свет генерал, который будет умнее, чем Стоунволл Джексон.

- Не понимаю, - произнес Шлиффен, но затем вдруг понял.

Его собственные предки, наверное, уходили драться с Наполеоном именно с таким вот чувством ужаса и самоуверенности. Правда, само сравнение провинциального конфедератского генерала с великим Бонапартом поразило своей абсурдностью, но потом он просто подумал о том, что Розенкранс и ему подобные вряд ли были ровней Шарнхорсту, Гнейзенау и Блюхеру.

- Но мы победим их. – И снова Розенкранс оказался полон простодушной самоуверенности. – Нас больше, чем их в соотношении два к одному или около того, а этого остаточно, чтобы любой генерал выглядел умней, чем он есть на самом деле – даже такого старого неудачника, как я.

Улыбка, которой он одарил Шлиффена, имела такое самоуничижительное очарование, что немецкий военный атташе просто не мог не ответить на это.

И Розенкранс был прав. Армия с вдвое большим количеством людей и пушек по сравнению с неприятелем, вступая в войну имела громадное преимущество. Как когда-то сказал Вольтер: «Бог всегда на стороне больших батальонов». Даже Фридрих Великий перед лицом такого перевеса у противника уже почти исчерпал все свои возможности в Семилетней войне, когда такая своевременная смерть русской царицы и восхождение на оставленный ею трон наследника, благоволившего к прусскому королю, привели к тому, что Россия вышла из войны.