Осталось чуть - [25]

Этот грохот вытеснил какие-либо мысли из головы Шлиффена. Для человека с его интеллектом это было просто нестерпимо. Он снова вошел в кабинет, закрыв за собой балконную дверь. Поскольку воздух был недвижим, то воздух вряд ли мог стать еще жарче от закрытых дверей, а поскольку балконные двери были застеклены, то он вряд ли затемнил свой кабинет.

На стене над рабочим столом висели три портрета в рамках. Католик, наверное бы, подумал, что это некие изображения светской Троицы. Это, правда, никогда не приходила в голову такому набожному гуттериту , как Шлиффен. Для него это были просто важнейшие люди в его жизни: выглядящий аскетом фельдмаршал фон Мольтке, чьи победы над Данией, Австрией и Францией превратили возглавляемые Пруссией германские народы в единое государство; полный, властный канцлер фон Бисмарк, чья дипломатия сделала победы фон Мольтке возможными; а над этими двумя находился портрет кайзера, сейчас уже изрядно полысевшего, венчик волос которого, усы и пышные бакенбарды уже побелели. Грудь его, увешанная заслуженными медалями, ибо он сам по себе был великолепным солдатом еще до того, как унаследовал трон короля Пруссии у своего брата.

Когда Шлиффен думал о солдатской карьере кайзера, он мог только восхищаться, ибо Вильгельм начал свою службу в марионеточных прусских войсках, которые воевали под командованием Наполеона еще на заре века.

- Сколько еще живущих могут похвастаться таким? – Прошептал Шлиффен.

А после этого Вильгельм помог вести Пруссию к величию: он знал, когда убедить своего брата отказаться от трона объединенной Германии после революций 1848 года, и знал, когда следует ее принять поколение спустя.

С портрета кайзера взгляд Шлиффена скользнул на маленькую фотографию хорошенькой молодой женщины, стоящую на рабочем столе – единственное проявление сентиментальности, которое он позволил себе в кабинете, который выглядел абсолютно по-деловому. Анна была его кузиной, а также в течение четырех восхитительных лет – его женой. В течение девяти лет, прошедших с ее смерти при родах, он обнаружил для себя, что гораздо проще уйти в заботы об идеалах Германии, нежели о простом человеческом существе.

Он обмакнул перо ручки в чернилах и дописал последние несколько предложений в рапорте, над которым работал. Нацарапав свою подпись внизу, он проверил время на своих карманных часах: начало десятого. На пол-одиннадцатого в Военном департаменте у него была назначена встреча.

Как всегда, точный, он внес запись в журнале учета в вестибюле, указывая время своего убытия с точностью до минуты. Когда он выходил из входных дверей, часовые снаружи отдали честь. Он церемонно отдал ответную честь.

Пройдя полквартала по Массачусетс-авеню на юго-восток, он повернул направо, на Вермонт-авеню, которая по диагонали пересекала прямоугольную планировку Вашингтона и прямиком приводила к Белому Дому и зданию Военного департамента, сразу за ним с западной стороны. Гражданские приветствовали его взмахами рук, путая его голубую форму с формой армии США. Даже солдаты США совершали подобную ошибку, отдавая ему честь.

Он не обращал внимания на ошибочные приветствия, как вообще игнорировал значительную часть человеческих контактов. Наконец, полный мужчина верхом на пони, не вполне подходящем для перевозок такого груза, распознал мундир.

- Ура кайзеру! – Прокричал он и приветственно коснулся поля своей шляпы.

Шлиффен в ответ вежливо кивнул головой. Кайзер в Соединенных Штатах был популярен – не в последней степени, потому, что его армия разбила французов.

Разносчики газет расхваливали свои издания на каждом углу. Заголовки кричали о скором начале войны. Шлиффен поднял свой взгляд на Арлингтонские Высоты по другую сторону Потомака. Здания заслоняли большую часть вида Высот, но он знал, что они там были. И он также знал, что у Конфедеративных Штатов на них были установлены орудия, как и на другой высоте вдоль южного берега реки. Если война начнется, Вашингтону грозят разрушения.

Солдат на улицах было больше, чем обычно, но ненамного больше. В отличие от германии Соединенные Штаты не имели призывной армии, больше полагаясь на добровольцев, которыми при объявлении войны пополнялась сравнительно небольшая профессиональная армия. Это всегда поражало Шлиффена своей почти полной абсурдностью, даже если Конфедерация имела такую же систему комплектования армии. «Толпа, - с презрением подумал он, - вооруженная винтовками толпа – вот кем они будут».

Военный департамент представлял собой четырехэтажное кирпичное здание с ведшей на второй этаж парадной лестницей, которая была украшена полудюжиной колонн. По понятиям Шлиффена здание годилось бы для провинциального городишки, но вряд ли для столицы государства. Американцы многие годы говорили о том, что построят что-то лучше, говорили, а денег не выделяли. Тем не менее, солдаты, несшие вахту у входа, имели почти такую же выучку, как и часовые Германского посольства.

- Да, полковник, - сказал один из них. – Генерал ожидает вас. Следуйте за Вили – он отведет вас к нему.

- Благодарю, - ответил Шлиффен.

Солдат по имени Вили провел его в кабинет на третьем этаже, служивший рабочим местом командующего армией США.