Осталось чуть - [24]

Уильям Дадли Фолк глубоко вздохнул:

- Мне приказано и я уполномочен довести до вашего сведения, генерал, что, как Соединенные Штаты проинформировали президента Лонгстрита в Ричмонде, наша страна рассматривает продажу Соноры и Чихуахуа сделанной под принуждением, а следовательно, недействительной и не имеющей юридических последствий.

- Ах вот даже как? – Стюарт понял, что такова была позиция Соединенных Штатов, но еще никогда не слышал ее изложенной так недвусмысленно. Что же касается формы, то...

- Уильям, уверяю: я не хочу ни в коем случае обидеть вас, но ваша речь более к лицу адвокату, чем солдату.

Фолк улыбнулся – слова Стюарта его явно больше развеселили, чем разозлили.

- Будучи юношей, я подумывал о карьере в области права, генерал Стюарт. По окончанию Войны за Отделение я решил, что я лучшим образом смогу приложить свои таланты на службе моей стране в качестве солдата, чем юриста. А так как я происхожу из квакеров, мой выбор огорчил семью, но тем не менее, вот я здесь.

- Вот вы и здесь, - проговорил вслед за ним Стюарт. – И раз уж вы здесь, подполковник Фолк, должен сказать вам, что взгляд на это со стороны Конфедеративных Штатов таков: если процесс продажи Соноры и Чихуахуа будет завершен, эти две провинции станут территорией, принадлежащей Конфедеративным Штатам Америки, и территория эта будет управляться и охраняться, как то угодно будет правительству КША. Если же говорить без обиняков, сэр, то как только они станут нашими, мы будем делать там, что захотим.

- Если же говорить без обиняков, сэр, то Соединенные Штаты не думают позволить Конфедерации охватить себя с юга, - ответил Фолк. - Соединенные Штаты не думают позволить Конфедерации воспользоваться слабостью своего соседа, как вы уже несколько лет назад сделали, угрозами заставив Кубу уйти из-под опеки испанской короны. Я ожидаю, что вы отошлете рапорт об этой встрече в Ричмонд. Будьте уверены, что я е говорю вам ничего отличного от того, что говорит посланник Хэй говорит в Ричмонде президенту Лонгстриту или, если уж на то пошло, от того, что президент Блейн говорит посланнику Бенджамину в Вашингтоне.

- Вы, янки, все не можете успокоиться и продолжаете тявкать по этому поводу, - вмешался в разговор майор Горацио Селлерс. – Подполковник, вам придется показать, что кроме тявканья вы еще умеете кусаться.

Фолк покраснел: на его гладкой бледной коже потемнение было особенно заметно. Тем не менее, когда он ответил, его голос остался спокойным:

- Майор, если ваша нация будет и дальше продолжать этот немудрый курс, вы еще ощутите на себе наши зубы, уверяю вас.

- Соединенные Штаты уже ощутили на себе наши зубы, сэр, - вставил Джеб Стюарт. – Признаю, что это было некоторое время назад, поэтому вы, возможно забыли. Если так, то мы готовы вам напомнить. Я также должен указать вам, что у нас есть хорошие друзья – такие, которыми Соединенные штаты похвастать не могут.

Подполковник Фолк пожал плечами:

- Сэр, я передал вам порученное мне сообщение, мне лично претит война, как любому здравомыслящему человеку, как любому здравомыслящему народу. Но вы должны знать, что Соединенные Штаты по этому вопросу полны твердой решимости. Всего наилучшего!

Не ожидая ответа, он и сопровождающий его капитан развернулись и поехали к своим людям.

Стюарт смотрел им вслед, пока все янки не начали движение по направлению к Нью-Мексико. Когда он был в возрасте Фолка – Господи Боже! – когда он был даже моложе, он не любил ничего более, чем войну. Сейчас, когда у него были собственные, мужавшие с каждым годом, сыновья, он уже не был настолько уверен.

Он повернулся к майору Селлерсу.

- В следующий раз мы увидим этого янки уже на поле боя.

Его адъютант коротко т энергично кивнул головой.

- Хорошо, - проговорил он.

Полковник Альфред фон Шлиффен слышал, что британское правительство считало дипломатическое представительство в Вашингтоне тяжелой службой в связи с отвратительным климатом в столице Соединенных Штатов. Конечно, он в точности не знал, было ли это правдой. Правда, если не было, то должно было быть по сути. Погода уже стала жарче и удушливей, чем когда-либо в Берлине, а мая едва перевалил за половину. Военный атташе кайзера Вильгельма I в Соединенных Штатах просунул палец под тесный воротничок синего прусского мундира, чтобы дать проникнуть внутрь хоть чуточке воздуха. Это помогло мало, если помогло вообще.

Весь в поту, Шлиффен ступил на огороженный чугунной решеткой балкон за окнами своего кабинета, вспугнув голубя, который сидел на перилах. Птица вспорхнула и улетела, громко хлопая крыльями. Шлиффен оценил это как маленькую победу – слишком много голубиного помета полосами усеяло темно-красный кирпич немецкого посольства.

Но вот над влажностью и жарой он победу одержать не мог. Неподвижность воздуха не нарушалась даже легким дуновением ветерка, жарко было как снаружи, так и внутри. Запряженные лошадьми коляски и фургоны двигались по Массачусетс-авеню в обе стороны. Проезжая часть была выложена кирпичом, так что экипажи не поднимали больших удушливых клубов пыли, но стук железных подков и ободков колес по мостовой был ужасающе громок.