Остальные здесь просто живут - [27]

– Ты вообще на себя не похож, – говорит Мэл, разглядывая мои фотки для альбома. – Ни капельки.

Фото в цифровом виде я даже просить не стал – понятно же, что там сплошной мрак. Распечатанные снимки положено вкладывать в письма к родственникам… ну, знаете, когда сообщаешь: «Я окончил школу!» – и зачем-то прокладываешь карточку бесполезной папиросной бумажкой, суешь все это добро в двойной конверт и отправляешь родным в надежде получить от них немножко денег.

– Это твой троюродный брат, – говорит Хенна, разглядывая снимок. Мы с ней заехали к Мэл на работу – проверить, все ли у нее хорошо (хотя сейчас день, даже не смеркается).

– Нет у меня никаких троюродных братьев! Папа был единственным ребенком в семье, а у дяди Рика вообще нет детей.

Хенна удивленно моргает.

– А у меня их штук сорок!

– Прошу прощения…

В аптеку зашел какой-то тощий и ободранный тип.

– Если вы за метадоном, то вам сперва к фармацевту, – отвечает Мэл, продолжая рассматривать снимки.

– А вы разве не фармацевт? – спрашивает тощий.

Мы все оборачиваемся. От такого неожиданного внимания к своей персоне он прячет руки за спину и ретируется за дальний стенд. Черная футболка с изображением какой-то «металлической» группы висит на нем как на вешалке.

– Бедняга, – говорит Мэл. – До меня дошло, на что похоже твое фото! На шарж!

Хенна охает.

– Точно!

Я подхожу к ней поближе – ну, вроде как фотографии хочу рассмотреть. И этак невзначай задеваю рукой ее руку. Знаю, знаю, детский сад… Но она не отходит. Прошло уже больше недели после того, как нас тормознули копы. Мы не целовались и даже не обсуждали случившееся: просто некогда было, друзья всегда рядом, а при них как-то не тянет на подобные разговоры. Да и потом, эта история с копами такая страшная, странная и необъяснимая, что целоваться глупо. По крайней мере, пока.

– Зато шрама не видать, – говорю я.

Стараниями Джареда швы у меня уже рассосались, но без тоналки все равно видно огромную прореху, оставленную оленьим копытом. Да, знаю, со временем это будет выглядеть не так жутко… Только шрам-то останется.

– Все будет хорошо, – заверяет меня Мэл. – Вот уйдет покраснение – и вообще красавцем станешь.

– Шрамы только при первой встрече замечают, – подхватывает Хенна. – По крайней мере, близким людям на твои шрамы плевать.

– Угу, – мрачно соглашаюсь я. – А раз кто-то смеется над моей рожей, значит, он мне не друг.

Хенна легонько ведет пальцем по шраму на скуле, переходит на щеку и добирается до небольшой загогулины возле самого подбородка.

– Это по-прежнему ты, – говорит она. – Все будут видеть тебя.

Руку она убирает не сразу. Ох, как же хочется ее поцеловать!

– Э-э… – встревает тощий, подходя к прилавку с рецептом. – А можно еще пачку «Мальборо»?

Мэл хватает пачку со стенда обезображенных раком лиц и раскуроченных легких, пробивает ее… Тощему так неловко, что он с трудом отсчитывает деньги и роняет на пол пятидолларовую бумажку. Я хочу наклониться, но Хенна меня опережает и протягивает деньги хозяину.

– Я тебя знаю, – шепчет тощий, не глядя ей в глаза, и протягивает пятнадцать долларов моей сестре.

– Да?

Он поднимает на нее робкий взгляд и тут же отводит.

– Тииму…

Плечи Хенны вдруг сгибаются, словно на них взвалили стофунтовый груз.

– Эрик?.. Эрик Петерсен?

Тощий кивает.

– Ну и ну!.. – В голосе Хенны слышится только изумление, никакого намека на насмешку. Тощий все равно краснеет.

– Странные дела творятся, – говорит он, по-прежнему не глядя на нее.

– На сей раз, думаю, вампиры ни при чем, – кивает Хенна.

– Конечно, ни при чем! – уверенно отвечает Эрик. – Уж они-то первым делом пришли бы по мою душу.

Наступает тишина: никто даже моргнуть не решается, и Эрику окончательно становится не по себе.

– Номер девять, – доносится из динамиков голос фармацевта Пратипа, и Эрик тут же уходит к нему.

Мы молча провожаем его взглядом.

– Друг твоего брата? – тихо спрашивает Мэл.

– Да, они в одной рок-группе играли, – отвечает Хенна. – Я его не видела с тех пор, как все закончилось… Похоже, дела у него так себе.

Она обхватывает себя здоровой рукой и прямо вся съеживается. Я обнимаю ее, она приникает всем телом. Конечно, мне приятно, – и мысленно я ругаю себя за это, да толку-то…

– Это не про нас, – говорит Мэл, имея в виду Эрика. – Что бы ни стряслось, это не про нас. Мы такими не станем.

У нее такой тон, будто она пытается взять с нас обещание.

– Сестренка у тебя просто прелесть, похожа на хорошенького робота, – говорит Тина, менеджер «Гриллерз». – Так и съела бы ее!

Мередит сидит одна. Джаред завалил ее стол – ту часть, которая еще не завалена домашкой и школьными гаджетами, – таким количеством сырных тостов и черничного лимонада, что хватит перечеркнуть все ее успехи на занятиях чечеткой.

– Хочу ребенка, – продолжает Тина, плотоядно глазея на мою сестрицу.

– Ну так роди от Рональда, – предлагает Джаред, хватая с чьей-то тарелки ломтик картошки фри.

– Он бесплоден, – шепчет она громче, чем обычно говорит.

– Тогда усынови, – не унимается Джаред. – Заодно доброе дело сделаешь.

Тина кривит лицо.

– Ага, Рональд ведь у нас такой положительный – любого социального работника охмурит! – Она окидывает недовольным взглядом оба зала. – Скверный вечерок. Все не в духе.