Особое задание - [109]

Люду подвергли самым изощренным пыткам, но вырвать у нее признание не удалось. Истекая кровью, девушка продолжала молчать. Порою она теряла сознание, тогда палачи приводили ее в чувство, обливая холодной водой, и снова допытывались, снова истязали. Не выдала Люда и русского доктора, которого вдруг увидела, придя в себя после очередной экзекуции. Морозов прибыл на аэродром вместе с немецкими врачами, поднятыми по тревоге и доставленными сюда на машинах. Его вызвали вместе с врачом-немцем, чтобы они разбудили шеф-повара.

Морозов обомлел, увидев истерзанную Люду. «Почему она здесь? Ведь я наказал Кате уйти к партизанам вместе с ней. Неужели и Катю перехватили?» Тревожные мысли доктора прервал грохот взрыва, донесшийся с аэродрома. Вслед за ним в разных концах аэродрома возникла беспорядочная стрельба. Гестаповцы, пытавшие Люду, бросились к окнам, приподняли маскировочные занавески и… отшатнулись в ужасе: там, где стояли самолеты, полыхало пламя…

* * *

…Катя подвела партизан к островку кустарника. Люды здесь не было. Значит путь свободен. Поблизости брал свое начало глубокий ров, отделявший аэродром от заросшего сухим бурьяном и жидким кустарником поля. Бесшумно спустились разведчики в ров и, держа наготове оружие, стали медленно продвигаться вперед. По расчетам Кати, надо было пройти метров пятьдесят-шестьдесят, чтобы миновать угловой блиндаж. Но вот она остановилась. По знаку Антонова разведчики тоже остановились и залегли.

Партизаны и Катя не знали, подействовало ли зелье Морозова. Прежде чем всем подыматься на гребень рва, Антонов решил выслать вперед Шустрого с двумя разведчиками. Через несколько минут один из них подполз к краю рва и подал знак двигаться за ним.

Едва они поднялись наверх, издалека, от административных строений аэродрома, донесся фыркающий рокот мотоциклов. Но это не остановило людей. Скорее наоборот — подстегнуло. С трудом различая в темноте силуэты выстроенных в ряд самолетов, они ринулись вперед. Действовали быстро и слаженно. Одновременно у нескольких самолетов сосредоточились небольшие группы партизан — по три, четыре, а где и по пять человек. Подрывники быстрыми, четкими движениями прилаживали взрывчатку, закладывали в нее бикфордов шнур. Летчик, копошившийся у подбрюшины одного из самолетов, подбежал к Антонову и торопливо сказал:

— Я знаю этот тип самолетов… Могу выпустить бензин, поджечь… Только всех надо немедленно увести подальше… Будет наверняка!

— Добре! Малость подожди… Хлопцы уже заканчивают, зажгут шнуры, дам команду отходить, тогда и действуй…

Мелькнули и поползли по земле огоньки — один, другой, третий… Партизаны бегом возвращались в ров, с волнением ожидали, когда начнутся взрывы. И вдруг ввысь взметнулось пламя… Это летчик выпустил бензин и поджег его. Столб огня озарил всю окрестность ярким светом. И тотчас же послышался отдаленный дробный стук крупнокалиберного пулемета. Но тут вспыхнул бак с бензином, и один за другим взорвались заложенные партизанами заряды.

Кубарем в ров скатился летчик и, не подымаясь, крикнул:

— Жмитесь, ребята, плотнее к земле! Рты пошире открывайте! Рты!..

Едва успели партизаны последовать его совету, как по аэродрому покатилась из края в край волна мощных взрывов, в разных концах всплеснулись гигантские языки огня. Аэродром стал похож на огромный кратер вулкана, извергающий огонь, тучи пепла и потоки лавы.

Наконец на смену взрывам, от которых под партизанами содрогалась земля, с аэродрома донесся скрежет корчащегося в огне металла, хлопки рвущихся боекомплектов патронов и малокалиберных снарядов.

Гигантский костер, полыхавший на аэродроме, освещал все вокруг. Невозможно было скрытно пересечь поле, отделявшее аэродром от леса. Но и оставаться во рву тоже нельзя. С минуты на минуту к месту катастрофы могли прибыть воинские части и оцепить весь район. Оказаться в этой ловушке было бы равносильно гибели всей группы.

Антонов подал команду: «Вперед! По-пластунски!» — но не услышал своего голоса. Лежавшие рядом товарищи вопросительно смотрят на него и не трогаются с места, Антонов махнул рукой и первым побежал вдоль рва.

Долог и труден был путь до леса. Более часа пришлось партизанам ползти, прежде чем они миновали ярко освещенную заревом пожара полосу. Звон и шум в ушах от взрывов авиабомб не только не ослабевал, но усилился. Поднявшись, люди еще долго ничего не слышали.

Наконец они добрели до своей стоянки и расположились на отдых у лениво догоравшего костра. Все молчали, с тревогой думали об одном и том же: «А как там Люда, доктор, Антонина Ивановна?!»

* * *

Первый взрыв на аэродроме и последовавшая за ним стрельба заставили Люду, распластавшуюся на полу в луже воды, встрепенуться, открыть глаза. Она увидела, как один за другим ее мучители в смятении выбегают из комнаты. Гестаповец, который вел допрос, указал на нее пальцем и на ходу что-то приказал терзавшему ее палачу. Но ни значение этого жеста, ни тем более смысл слов не дошли до ее сознания. Оно было во власти одной мысли. «Это Катя! Это они! Партизаны!» — беззвучно шептала Люда распухшими, искусанными до крови губами.