Особо опасен - [70]

— Справедливое замечание, герр Шнайдер. Приятно видеть, что вы проделали домашнюю работу. В наши дни это большая редкость. Я тогда была совсем еще девчонка, — пояснила она тоном больного, ставящего самому себе безжалостный диагноз. — Гораздо моложе своих лет. Если сравнивать с нынешней молодежью, то я была сущий ребенок. Я выросла в бедной семье и не имела ни малейшего представления об окружающем мире.

— Но вы были необстрелянным воробьем, а тут новое дело! — запротестовал Бахман столь же эмоционально. — Вам спускали сверху приказы, и вы их выполняли. Вы были молодой, невинной, доверчивой девушкой. Так что не слишком ли вы к себе строги, фрау Элленбергер?

Дошли ли до нее его слова? Если да, то почему она улыбается? Когда она снова заговорила, ее голос изменился, словно помолодел. Сделался ярче, свежее и одновременно женственнее, послышался венский говорок, отчего ее самые жесткие высказывания казались покрытыми мягкой патиной. А вместе с голосом помолодело и ее тело: при всей чинности и благородной осанке в ее жестикуляции появилась этакая живость кокетливой женщины. Странно… выбранный ею новый стиль поведения был бы уместен, если бы она желала умаслить человека старше и солиднее ее, но Бахман не был ни тем, ни другим. Это был некий подсознательный акт ретроспективного чревовещания: она не просто возвращалась в свою ушедшую молодость, но и воссоздавала картину своих тогдашних отношений с описываемым персонажем.

— Вокруг меня были люди прямые, герр Шнайдер, — вспоминала она ностальгически. — Даже очень прямые, лишь бы эта прямота помогала им обратить на себя внимание мистера Эдварда. — Имя, достойное того, чтобы его хранить как ценный приз. И смаковать. — Мой же стиль поведения был ох как далек от этого. Но именно не прямота, а моя сдержанность привлекла его внимание. Он сам мне в этом признался. «Элли, когда ищешь себе спутницу на выходные, лучше выбирать ту, что стоит в задних рядах». Это говорило его грубое «я», — добавила она мечтательно. — Такая грубоватость застигла меня врасплох. Понадобилось время, чтобы привыкнуть. От истинного джентльмена, каким был мистер Эдвард, подобного не ждешь. Но это было нормально. В этом была жизнь, — подытожила она с гордостью и снова умолкла.

— И вам тогда было… сколько? — спросил Бахман после солидной паузы, спросил очень деликатно, чтобы не разрушить особую атмосферу.

— Двадцать два года, секретарша высшей квалификации. Мой отец умер, когда я была еще маленькая. Его уход, признаюсь, окутан туманом загадочности. Ходили слухи, что он повесился, но прямо мне об этом никто не говорил. Мы ведь католики. Нас по доброте душевной забрал к себе в Пассау брат моей матери, священник. А кем еще можно быть в Пассау? Увы, с годами мой дядя стал проявлять ко мне особую нежность, и я благоразумно решила, дабы не огорчать маму, поступить в секретарский колледж в Вене. Н-да. Ну вот. Он овладел мной, если уж хотите знать всю правду. Я толком и не поняла, что произошло. В пору невинности ты вообще мало что понимаешь.

Она снова замолчала.

— Банк «Брю Фрэры» был первым местом вашей работы? — осторожно спросил Бахман.

— Я вам так скажу, — продолжила фрау Элленбергер, отвечая на вопрос, который он ей не задавал. — Мистер Эдвард относился ко мне безупречно.

— Разумеется.

— Мистер Эдвард был образцом высокой морали.

— Мой департамент не ставит это под сомнение. Мы полагаем, что его сбили с пути истинного.

— Он был англичанин в лучшем смысле этого слова. Когда мистер Эдвард облек меня своим доверием, я была польщена. Когда он пригласил меня сопровождать его в публичном месте, всего лишь в ресторан после долгого рабочего дня, перед тем как провести дома вечер со своей семьей, я испытала чувство гордости.

— Само собой. Как и любая девушка на вашем месте.

— То, что по возрасту он мог быть моим дядей, если не дедушкой, не вызывало у меня озабоченности, — заметила она сурово, как бы расставляя точки над «и». — Будучи уже привычной к вниманию зрелого мужчины, я воспринимала это как нечто должное в моем положении. Разница состояла в том, что мистер Эдвард обладал харизмой. Не то что мой дядя. Когда я рассказала об этом матери, она не только не испугалась за меня, но, наоборот, посоветовала не осложнять себе жизнь из-за каких-то мелочных соображений. Мистер Эдвард, у которого только один сын, наверняка не обойдет вниманием хорошенькую молодую девушку, которая предложила ему свою искреннюю дружбу на закате его дней.

— И он не обошел? — подсказал Бахман, бросив оценивающий взгляд вокруг. Однако она вновь от него ускользнула — и даже, как показалось, от самой себя. — Так в какой же момент, вы не уточните, фрау Элленбергер, — приступил он с новым запалом, — в какой именно момент появление полковника Карпова бросило тень на ваши, с позволения сказать, безоблачные отношения?

#

Кажется, вопрос не дошел до ее сознания.

И все же?

Ее брови поднялись выше некуда. Голова склонилась набок. А затем она произнесла еще одну речь для протокола:

— Появление Григория Борисовича Карпова в качестве эксклюзивного клиента банка «Фрэры» произошло в момент, когда мои отношения с мистером Эдвардом достигли небывалого расцвета. Я и тогда не могла, и сейчас не смогу точно сказать, какое событие произошло раньше. У мистера Эдварда тогда наступила вторая или третья молодость. Ко мне он проявлял особую заботу, а еще в нем проснулся авантюризм, которому в Вене могли бы позавидовать его более молодые коллеги-банкиры. — Она задумалась, затем открыла было рот, но тряхнула головой и плутовато улыбнулась какому-то далекому воспоминанию. —