Особенный год - [4]

Отделение развели по своим местам и распустили. Новички оживленно зашумели, и сквозь этот гул лишь временами слышались голоса младших командиров, которые отдавали то или иное распоряжение.

И сразу же вся территория части ожила. Начался новый учебный год… Я же с интересом и беспокойством думал о том, каким он для меня будет.

А год этот оказался на удивление странным. Я бы сказал, особенным годом. И хотя я уже десять лет служу офицером, но такого года у меня еще не было.

В понедельник вечером, когда я уже собрался идти домой, в дверь канцелярии раздался стук. Вошел ефрейтор Герьен. Лицо его было свекольного цвета, и он не столько доложил, сколько прокричал:

— Товарищ капитан, докладываю, что вы посадили мне на шею форменного идиота!

У ефрейтора был такой растерянный и удрученный вид, что я невольно улыбнулся.

— Перестаньте шутить, — сказал я ему. — Врачебный осмотр, а его новички проходили трижды, полностью исключает такую возможность.

— И все же это именно так, — не отступался от своего командир отделения. — Что бы я ему ни приказывал, он смотрит на меня как баран на новые ворота, но ничего не выполняет. А если я на него прикрикну, то так и задрожит весь как осиновый лист.

Желание шутить, которое только что появилось у меня, мгновенно пропало.

«Ну и хорошо же начинается этот год», — мелькнуло у меня в голове.

Я решил лично разобраться в инциденте и спросил ефрейтора:

— Кто он такой?

— Рядовой Лукач. Больше мне о нем ничего не известно. Он так меня расстроил и разозлил, что у меня нет ни малейшего желания разговаривать с ним.

— Позовите его сюда! — приказал я.

Спустя минуту в канцелярию вошел довольно крепкий коренастый парень с удивительно печальными глазами.

Войдя ко мне, он не доложил, даже не произнес ни слова, а просто вошел и застыл на одном месте.

— Кругом марш! — скомандовал я ему.

От моего громкого командного голоса новичок слегка вздрогнул, а затем на удивление неуклюже повернулся, вернее, сделал попытку повернуться направо.

— Нале-во! — подал я ему новую команду.

Парень снова немного потоптался, а затем вообще застыл на месте, не сделав поворота.

— Поднимите левую руку!

Он немного подождал и, как ни в чем не бывало, поднял правую руку.

Я с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Тогда я решил сделать еще одну попытку и, вынув из кармана десять форинтов, показал их парню и спросил:

— Сколько это?

— Сотня, — ответил он.

— Где вы работали до армии?

— На шахте.

Слова «на шахте» кольнули меня в сердце, кровь прилила к лицу: ведь я сам был до армии шахтером. Как-никак проработал под землей восемь полных лет, но таких глупых парней никогда не встречал.

Я с трудом взял себя в руки, попытался заглянуть в глаза Лукачу, но он упрямо опускал голову. Он все так же топтался на одном месте, скоро на лбу у него выступили крупные капли пота.

В канцелярии стояла мертвая тишина. Я молча переглянулся с ефрейтором Чеженем, но тот не понял, что за мысли теснились в моей голове. Был он еще очень молодым и неопытным младшим командиром.

Когда он прибыл ко мне в роту и доложил об этом, я дал ему один совет:

— В людей нужно верить. В каждом человеке есть что-то хорошее, обязательно есть.

Я невольно подумал о том, как он будет относиться к новичкам, если сейчас узнает всю правду о Лукаче. Мне хотелось так закричать на Лукача, чтобы у него в ушах зазвенело, но я сдержался и почти спокойным, бесстрастным голосом сказал:

— Лукач, а ведь вы лгун!

Солдат вздрогнул, сделал шаг назад и поднес одну руку к лицу.

— Не бойтесь, здесь вас никто бить не будет, — сказал я, глядя на задрожавшего солдата. — Мы живем строго по законам, по уставам, и тот, кто…

Не закончив фразы, я подошел к столу и сел. Я не знал, как мне нужно разговаривать с человеком, который путем лжи и симуляции пытался увильнуть от воинской службы. В военное время с такими был простой разговор: их ставили к стенке и расстреливали на глазах у солдат как предателей родины.

Точно так же в условиях военного времени поступил бы и я, не ожидая ни решения, ни приговора военного трибунала. Но сейчас никакой войны не было.

Что делать с ним сейчас, в мирное время? Как с ним поступать, когда мне вручили его и приказали при любых обстоятельствах воспитать из него хорошего солдата? С чего начать? Я вообще не имел ни малейшего представления о том, что это был за человек. Говорит, что работал на шахте. Но где и кто его воспитывал? Быть может, подлость он впитал в себя с молоком матери, а может, позже приобрел… Кто, когда и при каких условиях посеял первые семена подлости в душе этого двадцатилетнего парня?

— Не сердитесь на меня… Мне сейчас очень стыдно… — прерывающимся голосом вдруг произнес Лукач.

Я молча, с презрением рассматривал его, а затем отвел взгляд в сторону.

— Всему виной моя жена… — снова заговорил солдат. — Она сказала, что, если я быстро не вернусь к ней, она меня бросит…

Я понимал, что мне уже нельзя отмалчиваться, и сказал:

— Что же вы за человек?! Младенец, которого можно толкнуть на любое дело?..

Лицо Лукача исказила гримаса. Он быстро, с шумом втянул в себя воздух и неожиданно разрыдался:

— Я убью ее!.. До чего она меня довела…