Особенный год - [24]

Возможно, что и сам отец чувствовал это, так как, прощаясь со мной, он сказал:

— По-другому, конечно, с ним нужно было. Наши дети уже не такие, какими мы были. Не успеешь оглянуться, а они уж взрослые…

Старик уехал, а я подумал о том, что теперь он вместе со мной будет беспокоиться за судьбу сына.

ПОВСЕДНЕВНЫЕ ЗАБОТЫ

С первого дня нового учебного года меня интересовало, с кем я быстрее всего установлю полное взаимопонимание. Своих офицеров я знал хорошо. Лучше всех, как говорят — с полуслова, меня понимал лейтенант Секереш. Урок, который он получил от меня в самом начале своей командирской деятельности, пошел ему на пользу и закалил его. Не мог пожаловаться я и на других офицеров. Оставалось только добиться такого же взаимопонимания с младшими командирами и солдатами.

Трудности, которые бывают в начале любого дела, не позволяли мне с первых же дней сосредоточить свое внимание на отдельных лицах. И все же могу назвать людей, которые оказались как-то ближе мне, чем другие.

Так, ефрейтор Йожеф Балатони в первую же неделю после прибытия новобранцев в роту принялся за создание комсомольской организации в роте. Он побеседовал с молодыми солдатами и однажды вечером принес мне список первых комсомольцев.

— Вот первые, — сказал он. — Думаю, что для начала довольно и такого количества.

Я бегло просмотрел список. Он мало что говорил мне. Знакомыми оказались лишь фамилии младших командиров да старослужащих солдат. А вот на что способен каждый из новичков — этого я, к сожалению, еще не знал.

Шевелла, Шурани, Лакнер… фамилии и не больше.

— Давайте проведем первое собрание, — сказал я Балатони, — на котором поближе познакомимся с товарищами.

И вот в клубе собралось десять комсомольцев. Поначалу разговор как-то не клеился, и тогда решили, чтобы каждый коротко рассказал о себе.

В тот вечер мы, например, узнали о том, что Шевелла женат и имеет маленького сына. Жена его работает, получает не ахти как много, но на жизнь хватает.

Шевелла говорил откровенно. Так, он рассказал, что, когда получил повестку с призывного пункта, не очень-то обрадовался этому, однако ничего не стал делать, чтобы уклониться от призыва, хотя и слышал, что якобы есть распоряжение семейных в армию не забирать.

— Теперь, — продолжал он, — я не жалею об этом. В роте я чувствую себя хорошо. Раньше я представлял себе солдатскую службу другой, невыносимо трудной.

Рассказали о себе и другие.

На этом собрании избрали комсомольское бюро. Секретарем стал Балатони. Герьен предложил в ближайшее время провести собрание, посвященное приему в комсомол. Несколько желающих уже подали заявления.

— Нам придется много работать, товарищи, — заявил Балатони, к моему удовлетворению.

Я рассчитывал на то, что комсомольцы станут моими помощниками.

После собрания я задержал младших командиров в зале, чтобы немного побеседовать с ними. Командиров взводов в тот вечер не было в казарме; я и сам охотно ушел бы домой, но все-таки остался, так как чувствовал необходимость поговорить по душам.

Ефрейтор Хаваш попросил меня отпустить его. Я поинтересовался причиной, тот улыбнулся, но не успел ответить. Его опередил Герьен:

— Известное дело куда. В автопарк. Хочет посмотреть, не поснимался ли с кузовов брезент — так, сам по себе.

Все громко засмеялись.

— Если бы каждый из вас так заботился о боевой технике! — серьезно сказал я.

— Товарищ капитан, им телегу нужно, а не машину, — заметил ободренный моей поддержкой Хаваш.

— У него мания всех нас посадить за баранку, — усмехнулся в ответ Токоди.

— В этом вопросе товарищ Хаваш абсолютно прав, — сказал я, заметив, что все смотрят на меня. — Да, да, не удивляйтесь. Автомашина, если так можно сказать, является в наш атомный век техническим минимумом.

— Они не понимают, как важно, чтобы каждый солдат мог в бою, если убьют шофера, сесть за руль и повести машину дальше, — с воодушевлением произнес Хаваш и, получив мое разрешение, пошел в парк, где, по его словам, у одной из машин что-то подозрительно быстро стал греться мотор.

Токоди не сдавался:

— Он только о себе беспокоится. Хочет доказать нам, что он со своими шоферами является самой важной персоной в роте.

— Не в этом дело! — заметил Балатони. — Будет очень хорошо, если мы сможем добиться взаимозаменяемости.

— За два дня можно научиться крутить баранку, — пренебрежительно сказал Токоди.

— Крутить, конечно, можно научиться, — отпарировал шофер Беркеш.

— Ну, может, не два дня, а больше, — уступил Токоди. — Уж больно вы превозносите свою профессию.

— Не превозносим, а просто ценим, — ответил Беркеш. — А вы что, думаете, все начинается и кончается автоматом?

— Уж не своим ли «чепелем» ты будешь давить противника? — сказал Токоди. — Самое важное в нашем солдатском деле — это оружие.

— Все это одинаково важно, — попытался примирить противников Балатони.

— Только хорошо вычищенное оружие, а не грязное, — услышал я у себя за спиной голос старшего сержанта Чордаша.

— У нас в роте грязного оружия нет, — заметил я, чувствуя, что Чордаш неспроста бросил свою реплику.

— Есть. Не так ли, товарищ Токоди? И у нас не все хорошо чистят свое оружие. — Старший сержант со значением выговорил каждое слово.