– Нет! – взревел Мочилов, одолеваемый благородным гневом.
– Все как у курсантов!
Повариха вжала голову в плечи, быстро вернув котлету на место, и нервным голосом пожелала приятного аппетита, хотя с трудом себе представляла, как можно все это с аппетитом съесть.
Оглядевшись по сторонам в выборе наиболее удобного места для дегустации, капитан заметил у окна одиноко сидящего Фрола Петровича, глупо улыбающегося и строящего глазки беговой дорожке. Найдя, что подсаживаться к курсантам ему по чину не положено, Мочилов выбрал компанию тренера как самую подходящую.
– Не возражаете? – осведомился он у Садюкина, оторвав того от лучезарно-радостного переваривания пищи.
Улыбка с лица Фрола Петровича слетела на мгновение, поскольку пришлось оторвать свой взгляд от прекрасного вида из окна. Правильному пищеварению это претило, отчего недовольство отразилось на лице тренера.
Но более сильное испытание его нервы ждало еще впереди. Поистине животный ужас овладел Садюкиным, когда он увидел то, что капитан принес с собой в руках. Дышащие кровью, безмолвно вопящие болью убиенных, белеющие застывшим отвратительным жиром, на тарелке лежали они, безобразно развалившиеся, неприлично коричнево-красные котлеты. Капельки пота выступили на чистом, с закинутой назад челкой лбу.
– Садитесь, – сквозь зубы произнес Садюкин, понимая, что соседство с жестоко пожирающим невинно убитую жертву Мочиловым будет не вполне приятным, но необходимым.
Капитан, увлеченный своей новой идеей, недовольства коллеги не заметил. Широким жестом отодвинув стул, он плюхнулся на жесткое сиденье и вонзил вилку в труп котлеты. Садюкин поморщился и без удовольствия проглотил морковку. Котлета оказалась невкусной, да к тому же холодной.
Сей факт омрачил Мочилова, заставив свести у переносицы мохнатые брови.
Он попробовал переключиться на картошку, но и пюре не вернуло доброго расположения духа, вязкой жидкостью проскочив в горло капитана. Глеб Ефимович и вкуса не успел запомнить.
– Безобразие! – возмутился Мочилов, обращаясь к тарелке, две котлеты на которой хитровато посматривали на капитана, а картошка расплылась в бесформенную улыбку. – Разве можно таким кормить людей?
– Верно говорите, – оживился тренер, поняв, что компания ему досталась не такая уж и плохая.
– Возмутительный факт, – распалялся Мочилов, чувствуя поддержку.
– Беспрецедентный.
– Котлеты несъедобны.
– Еще бы. Они же из мяса!
Видимо, капитан еще что-то намеревался сказать, но заявление о мясе его остановило и заставило призадуматься. Глеба Ефимовича как раз и возмущал тот факт, что ничего животного в котлетах не чувствовалось.
Что подразумевал Фрол Петрович, выражаясь подобным образом? Уж не хотел ли он сказать, что школа может сэкономить на тренажерный зал, давно выбиваемый тренером у начальства, урезав расходы на питание?
Неужто Садюкин столь меркантилен, что готов пожертвовать здоровьем курсантов ради собственных интересов?
Мочилов сощурил один глаз и подозрительно посмотрел на Садюкина, пытаясь понять этого двуличного человека.
– А вы из чего предлагаете готовить котлеты? – словно невзначай спросил капитан, а на самом деле с далеко идущими намерениями уличить недостойного коллегу в предпочтении мелкособственнических интересов общественным.
Фрол же Петрович словно давно ждал этого вопроса, обрадовался ему как ребенок, поспособствовав тем самым нормальной работе кишечника, и, придвинувшись к Мочилову ближе, тихо произнес:
– Из морковки.
Брови капитана медленно поползли вверх, собирая гармошкой лоб. Искреннее удивление застыло в широко распахнувшихся глазках: так открыто выдавать свое низменное стремление. До чего же пал Садюкин!
– Объясните подробнее.
Обрадовавшись чему-то еще больше, Фрол Петрович положил свою в меру загоревшую (лишь настолько, насколько это полезно для здоровья) ладонь на кисть Мочилова и крепко сжал ее.
– Я знал, что найду в вас соратника.
Глеб Ефимович дернул рукой, попытавшись высвободиться, чтобы дать понять тем самым, что он не соучастник в такого рода делах, но хватка оказалась натренированной, мертвой. Дернувшись еще раз, капитан обмяк, намереваясь при первом удобном случае звать на помощь.
– Котлеты должны быть из морковки или из капусты, – продолжал предатель и эгоист Садюкин. – Мясо крайне вредно для организма, особенно для молодого, растущего, каковой имеют наши с вами подопечные. Вы знаете, сколько адреналина выбрасывает в кровь умирающее животное?
– А оно его выбрасывает?
– Еще как, целыми граммами!
– Что вы говорите? – удивился Мочилов, соображая, какую беду могут натворить пять граммов адреналина, распределенные на целую корову.
– А этот убийственный белок, в нем столько холестерина!
И вся эта отрава в организм, в организм, в организм... – Тренер настолько разошелся, получив наконец терпеливого слушателя, что, не замечая болезненных конвульсий капитана, все жал и жал на руку, повторяя: «в организм, в организм». Раскрасневшееся лицо стало свирепым, как у быка, выпускающего в кровь пять, а то и шесть граммов адреналина перед убивающей его машиной. Благородное негодование вырывалось наружу, стекая с висков капельками пота.
