Особая группа НКВД - [44]

Когда Гризодубова через узенькое внутреннее оконце увидела как штурман в тщетной попытке наладить связь непослушными от холода пальцами разбирает приемник, она поняла что единственно правильным решением будет продолжать держать курс строго на 90° по аэрокомпасу. Уже почти сутки они летели на восток. Ночью самолет шел над облаками на высоте 7500 метров. Полина Осипенко дала командиру некоторую передышку — часов шесть безукоризненно вела машину. И это была главная работа второго пилота на этой машине, поскольку посадить самолет со своего места Осипенко не могла — обзор был недостаточный. Однако за эти часы Гризодубовой удалось немного поспать и восстановить силы.

Рассвет застал «Родину» над Становым нагорьем. Все так же высоко и плотно держалась внизу облачность, лишь кое-где ее прорезали заснеженные пики гор. Снижаться было невозможно. За Байкалом по графику полета следовало изменить курс, взяв по аэрокомпасу 120°, чтобы выйти к Транссибу. Но, не видя местности, не зная погоды, не слыша радиомаяков, есть риск невольно пересечь китайскую границу, попасть в нарушители. Еще не остыли страсти после событий у озера Хасан. Оставалось одно — двигаться только вперед, напрямую к Охотскому морю. А там…

Готовясь к перелету, экипаж нанес на карты и выучил наизусть расположение запасных аэродромов и посадочных площадок вдоль трассы полета. Сегодняшним авиаторам кажется почти невероятным: если провести по карте России прямую линию от Москвы на восток, это и будет путь «Родины» — почти по параллели, с ничтожным отклонением. А ведь шли практически вслепую. Шли с горячим желанием побить мировой рекорд. Когда по времени полета стало ясно, что новый рекорд установлен, командир Гризодубова повела машину еще дальше. Теперь нужно было определить точное местонахождение самолета. Снижаться над гористой местностью было рискованно, тем более в облаках, грозящих обледенением. Лучше уж пробивать облачность над океаном, а потом повернуть к суше и определиться по береговой кромке. День еще не кончился, и где-то, хотя бы на краешке родной земли, должен быть просвет.

Рассказывают, что однажды создателя эволюционной теории Чарльза Дарвина спросили — насколько принципы естественного отбора приложимы к человеческому обществу. Коль скоро самые смелые и отзывчивые на чужую боль люди первыми гибнут в борьбе за высокие идеалы, то эгоисты имеют преимущество в продолжении рода, — значит ли это, что человечество обречено на нравственную деградацию? Ответ был неожиданным и суровым: здесь все иначе — народ, у которого в критический момент не хватает людей, способных жертвовать собой во имя общего блага, — такой народ погибает целиком или рассеивается по свету.

Кто были эти три женщины, рисковавшие жизнью ради спасения своего народа? Прежде всего, это люди незаурядные, весьма и весьма одаренные умом, талантом, сердцем. И еще тем особым качеством, которое русский философ и этнограф Л. Н. Гумилев назвал пассионарностью. Именно из таких людей состоял экипаж «Родины».

Валентина Гризодубова — дочь знаменитого русского авиаконструктора и пилота Степана Васильевича Гризодубова. По рассказам Михаила Водопьянова, однажды Степан увидел в кино запечатленный полет братьев Райт. Он выпросил у киномеханика несколько кадров кинопленки, отпечатал их и принялся делать свой аппарат. Он сам строил самолеты и монтировал двигатели к ним. Первые три были не слишком удачными, держались в воздухе считанные минуты, но четвертый аэроплан принес славу конструктору, Гризодубов совершил на нем ряд уникальных полетов, о которых писала и русская, и зарубежная пресса.

В 1912 году в младенческом возрасте, привязанная ремнями к отцовской спине, Валентина впервые поднялась в небо на его аэроплане Г-4 с бензиновым мотором. Мать ушла по делам, а конструктору надо было опробовать машину и он взял дочку с собой на ипподром, где совершал полеты. При ипподроме находились царские конюшни, и на Гризодубова иногда жаловались, что шум мотора пугает лошадей.

Мама, Надежда Андреевна Гризодубова (урожденная Комаренко), работала швеей-модисткой. Она обладала прекрасным голосом, и меценаты предлагали средства для поездки в Италию — учиться вокалу. Но любовь к мужу оказалась сильнее. Он работал, как тогда называли, «техником электромеханического ремесла» или, по-нынешнему, главным механиком электростанции — первой в Харькове. А для души строил самолеты своими руками, за свой счет. Разумеется, на такое увлечение не хватало ни мужниного жалования, ни того, что жена зарабатывала шитьем; на субсидии нечего было и рассчитывать. Но были частные пожертвования на благородное дело. Собирали деньги на покупку велосипедных колес для уже почти готового летательного аппарата.

Когда, например, потребовалось помещение для сборки и окраски крыльев, местный предводитель дворянства Ребиндер — умный и весьма просвещенный человек — предоставил конструктору лучший зал дворянского собрания. Там, на паркете бального зала, под огромным портретом Николая II бегала и Валентина, помогая матери и сводному брату обтягивать каркас полотном, прошивать гипюрной лентой для прочности и покрывать крылья блестящим эмалитом. Когда крылья были готовы, оказалось, что они не протискиваются в изгибы коридора. Конструктор был в отчаянии. Мама плакала. Но предводитель дворянства приказал разобрать не крылья, а оконную раму, подоконник и даже проломить стену сантиметров на тридцать под окном бального зала.