Основы зоопсихологии - [148]

* * *

Говоря о тенденциях современной зоопсихологии, следует упомянуть широко известные попытки установления языкового общения между человеком и шимпанзе. Это особая обширная тема, требующая специального обсуждения и не укладывающаяся в рамки этой публикации, но необходимо подчеркнуть, что главное здесь — отмежеваться от крикливого, сенсационного преподнесения результатов этих безусловно интересных опытов и дать им объективную научную оценку с позиций наших современных представлений о высших психических способностях животных, об их интеллекте. Напомним, что на эту цель были уже много лет тому назад направлены экспериментальные исследования советских зоопсихологов — Н. Н. Ладыгиной-Котс, впервые в истории ставившей психологические эксперименты на человекообразной обезьяне, Н. Ю. Войтониса, А. И. Каца, Н. А. Тих.

А. Г. Уланова вообще впервые (еще в 30-х годах) ввела в исследовательскую практику знаковое (подобно языку глухонемых) общение с обезьянами.

К сожалению, социализация поведения обезьян в биологизации поведения человека дискредитировали опыты Р. и Б. Гарднеров, Д. Премака, Д. М. Рамбо, Т. Гилла, П. Паттерсон и других по выявлению коммуникативных способностей антропоидов и возможностей «речевого» общения с ними. В свое время мы уже указывали на то, что, признавая безусловную ценность этих исследований, нельзя упускать из виду, что достигнутые результаты можно толковать не как свидетельство о естественных системах (и возможностях) антропоидов, а лишь как итоги дрессировки с применением подопытным животным сугубо человеческих, но не их собственных способов коммуникации. Принципиально эта искусственная система человеческих сигналов (символов, адекватных определенным обозначениям в языковом обиходе человека) ничем не отличается от постоянно практикуемого человеком в течение тысячелетий общения с разными одомашненными животными. Разумеется, общение человека с шимпанзе и количественно и качественно отличается от общения, скажем, с домашними животными, но суть дела от этого не меняется.

Множатся и выступления зарубежных ученых, ставящих под сомнение научную достоверность и эвристическую ценность обобщений, выведенных из опытов с «говорящими обезьянами», и указывающих на необходимость учета роли и значения глубинных структур и лингвистических универсалий в овладении подлинным языком, если иметь в виду человеческую речь… Делается заключение, что поведение обезьян в этих опытах не имеет ничего общего с речью человека.

Способности обезьян к псевдоречевому общению с человеком, выработавшим у них этот артефакт путем дрессировки (путем «выбора на образец», введенного в практику зоопсихологических исследований еще более 60 лет тому назад Н. Н. Ладыгиной-Котс), стали для некоторых авторов, в том числе Д. Премака, мерилом интеллекта (или даже «сознания») этих животных. Некоторых исследователей упомянутые опыты стимулировали к выявлению у приматов способности к далеко идущему обобщению, формированию категорий и других форм интеллектуального поведения.

Вообще же фактические данные, полученные в опытах с «говорящими обезьянами», доказывают оправданность предположения, что у высших животных существуют генерализованные образы, из интеграции которых у каждого вида животных слагается некий, как, очевидно, можно его назвать, «генерализованный образ среды обитания». Этой формулировкой мы подчеркиваем сугубо биологическую сущность этой наивысшей, предельной для животных (и вместе с тем видеотипичной) формы психического отражения, ее избирательную ограниченность, фрагментарность, всецело обусловленную биологической валентностью компонентов занимаемой видом экологической ниши. Генерализованные образы животных функционально эквивалентны столь же гипотетическим пока «образам мира» у человека (по Леонтьеву), но, разумеется, качественно в корне отличаются от этой социально-исторически обусловленной категории.

Психические образы у животных — это процессы отражения, формирующиеся в обобщенном виде в результате накопления индивидуального опыта. Актуализация (хотя бы частичная) этого опыта происходит не только в уже знакомых, но и в новых, незнакомых ситуациях, в которых, однако, присутствуют элементы тех ситуаций, в которых эти образы формировались. В этом и заключается биологически адаптивное значение обобщенных психических образов. Проблема эта, конечно, не новая. В настоящее время ею (в общепсихологическим плане) занимаются особо С. Д. Смирнов и (в зоопсихологическом плане) Н. Н. Мешкова. Опираясь на свои экспериментальные исследования, посвященные ориентировочно-исследовательской деятельности животных, особенно в ситуациях новизны (т. е. при освоении нового пространственного окружения и при встрече с новыми предметами), Н. Н. Мешкова пришла к выводу, что формирующиеся у животных психические образы не только сохраняются, но непрерывно адаптивно изменяются и тем самым обеспечивают постоянную лабильную готовность животного к быстрым, даже неожиданным изменениям в окружающей среде.

Во многом очень близка советской зоопсихологии по тематике и методике подхода к решению задач психологического анализа поведения животных школа Б. Ренша. Представители этой школы сумели добыть весьма интересные, убедительные факты но различным вопросам, связанным с высшими психическими процессами у разных представителей позвоночных животных, в частности по авербальному мышлению и общению у животных, прямо пропорциональной зависимости между абсолютной величиной их мозга и психическими способностями, по манипулированию и гаптическим способностям животных как факторов психического развития и пр.