Основы национализма - [13]

Возникновение России было бы невозможным без сверхусилий наших предков, объединенных общей идеей, без волевого начала, связанного, причем довольно загадочно, с этой идеей. Кстати, в книгах я такой вопрос даже не ставил: какая именно идея, какое духовное начало побудили наших отдаленных предков примерно тысячу двести лет назад создать в районе Ладоги, на 60-й параллели, первые формы отечественной государственности? Здесь можно о многом догадываться, размышлять, но пока я не готов ответить на данный вопрос. Что же касается последующего развития русского государства, целый ряд обстоятельств постоянно поддерживал в нем то, что я называю идейным началом. Во-первых, это чрезвычайное многообразие России и ее принципиальную многонациональность. Достаточно сравнить наших поморов с кубанскими казаками – в сущности, почти разные народы…

Корр. Говорящие, между тем, на одном языке и прекрасно понимающие речь друг друга, чего нет, например, в Германии, где люди практически не понимают диалектов других земель.

В. К. Да, русский язык, русское слово и являются своего рода телом этой общей идеи. У нас невозможно единство обычаев или законов. Я бы мог дать еще ряд обоснований своего вывода о том, что Россия – страна идеократическая, что на комплексе идей у нас держится все остальное: все государственные институты, вся хозяйственная жизнь. Они для нас или одухотворены некоей идеей – или мертвы и подлежат безусловному уничтожению. Надо специально отметить, что идеократичность – гораздо менее надежный и гораздо более рискованный принцип, нежели власть законов или обычаев. Но в то же время я берусь утверждать, что именно эта идеократичность обеспечила самые великие победы России, ее, как выразился не любивший Россию К. Маркс, «мировые успехи». В частности, победу над Наполеоном, который покорил до этого всю континентальную Европу, и даже победу над Третьим рейхом, который тоже вобрал в себя всю энергию Европы, – и тем не менее мы его тоже разбили. Именно это обусловило то воодушевление, с которым десятки миллионов людей на фронте и в тылу воевали и работали для Победы. И я даже не знаю, чей подвиг был выше: солдат, которые были способны собственной грудью закрыть вражеские дзоты, или мальчиков, которые работали по 12 часов, подставив ящики под ноги, чтобы дотянуться до станка.

Масса людей почему-то считает, что история – это нечто, совершающееся далеко за пределами их частной жизни. А ведь такое понимание неверно. История совершается именно в нашей частной жизни, проходит через нее. Надо это увидеть, надо открыть на это глаза. В чем сложность идеократического пути России? В том, что система законов или система обычаев существует вне и помимо конкретного человека, более того – она ставит его развитию самые жесткие рамки. А власть идеи невозможна без ее принятия (или непринятия) каждым человеком.

Поэтому Россия всегда очень долго собирается. Никуда не деться от того факта, что в первые месяцы войны 1941 года миллионы советских солдат оказались в плену, а наша армия, если учесть немецкий поворот на юг, на Украину, отступала по 16 км в день. Наполеон, кстати, наступал еще быстрее, но он не делал остановок на пути к Москве. Это означает только одно: поскольку после такого почти бегства произошел абсолютный разгром и Наполеона, и Гитлера, то стране необходимо какое-то время, чтобы идея – в данном случае идея защиты Отечества – овладела большинством русских людей.

Корр. Вы сказали о том, что на месте России по всем законам природы и человеческого общества ничего не должно было быть. Но тогда получается, что наша история – не только цепь подвигов и катастроф, но и какое-то до сей поры длящееся чудо. То есть все мы здесь, в России, живем внутри этого чуда. И ваша концепция идеократии как основы русского мира поразительным образом перекликается с высказанной почти тысячу лет назад митрополитом Иларионом в «Слове о законе и благодати» мыслью о благодатной, чудесной, а вовсе не законной природе Руси-России.

В. К. Конечно, Иларион говорил не столько о Руси, сколько о христианстве, причем в один из острейших периодов его истории, разделения на православие и католицизм, но отметить его как мыслителя, впервые поставившего проблему именно в этой плоскости, совершенно необходимо.

Корр. В этом отношении характерна та постоянная направленность Запада против России, о которой говорится в вашей первой книге, посвященной отечественной истории с древнейших времен вплоть до XVI века. И особенный интерес вызывает ваша трактовка Куликовской битвы как отражения попытки Запада руками «прирученного» крымского темника Мамая и его интернационального войска разгромить нарождавшееся Московское православное государство. Наличие единого координирующего центра действий Запада, в том числе и против России, в то время – римского папства, доказано вами почти с математической точностью. Да никто эту роль в целом и не отрицает. Точно так же очевидно, что Реформация была связана с переходом роли подобного центра от курии католической церкви к каким-то иным силам. Но структура подобного уровня, единожды появившись, не исчезает бесследно – точно так же, как не пропала бесследно разгромленная Западом Византийская империя, идеи которой – через людей, которые сюда приезжали, через русских, которые постоянно общались с ромеями – восстановились в идее Московского царства.