Основы Метафизики - [47]
4.4.2.4. Следует, однако, различать в причинении конечного и контингентного сущего первую и вторую причины. Все становление, всякое изменение подлежит различным причинам, которые сами опять-таки контингентны, следовательно суть причиненные. Уже Аристотель показал, что бесконечный ряд причин ничего не объясняет, лишь переносит объяснение в бесконечное, если не предполагается некая первая причина (causa prima). Сущность причинного воздействия состоит в том, что оно, действуя, причиняет, порождает бытие или определение бытия. Конечное, само контингентное сущее действует как вторая причина (causa secunda), имеющая важное значение во взаимосвязи действий. Однако ее действие всегда уже предполагает действительное, «к чему» она нечто причиняет, «на что» она, изменяя, оформляя или разрушая, воздействует. Это никогда не есть действие, касающееся бытия сущего. Таким может быть лишь действие, которое может порождать бытие как бытие, полагать сущее как сущее (sub ratione entis), стало быть, имеет могущество над бытием. Это может быть лишь «само бытие», которое, как «первая причина», сущностно возвышается над «вторыми причинами» и придает им действующую силу. И поэтому ее нельзя понимать так, будто она, «наряду со» вторыми причинами, наравне с ними вмешивается в ход мировых событий; это следует понимать только так, что она действует в естественных событиях «через» вторые причины и благодаря последним действует в мире «опосредствованно».
4.4.2. 5 Иногда выдвигается возражение, что понятие причинности неприменимо к отношению между Богом и миром (напр. Хенгстенберг). В основании этих сомнений лежит слишком тесное, даже исключительное привязывание к естественнонаучному понятию причинности, которое вряд ли вообще схватывает онтологическую причинность в смысле причиняющего порождения или сообщения некоей действительности бытия, не растворяясь в чисто функциональном отношении; при этом творящее действие Бога не может быть постигнуто.
Если же причинность понимают онтологически, то в приведенном возражении остается правильным то, что между конечным и бесконечным действиями имеется существеннейшее, даже бесконечное, различие, и потому творяще-продуктивное действие мы мыслим лишь аналогически, а не адекватно-понятийно. С другой стороны, понятие причинности, если мы видим в нем также «сообщение бытия» как причиняющее полагание бытия, осуществлено лишь в творящем действии Бога – «causa prima» в первом и полнейшем смысле, а во всяком конечном действии – лишь в аналогически производном, конечно ограниченном смысле. Поэтому уразумение принципа причинности, по сути, есть уже уразумение контингенции и сотворенности мира благодаря первой, превосходящей все конечное причине, благодаря Богу как абсолютному бытию, всемогущему Творцу мира.
Если я вопрошаю о нечто, то я хочу его знать; я вопрошаю, «чтобы» знать. То, к чему стремится вопрос и ради чего он ставится, есть знание об испрошенном, оно есть его цель (telos, ftnis). В целом это касается нашего воления и наших поступков. Мы стремимся к нечто, полагаем себе цель и ищем средства для ее достижения или осуществления. То, что все человеческое, т. е. сознательное, руководствующееся познанием действие (вопрошание или стремление и поступки, всякое свободное решение и приложение усилий и трудов), обусловлено и определено целями, «мотивировано» ими, – не подлежит сомнению. Мы можем поступать лишь «целеустремленно». Есть ли, и в каком смысле есть здесь «целеуверенность», – это другой вопрос.
Определены ли и направлены ли «финально», или «телеологически», и в каком смысле естественные события всей вне- или дочеловеческой действительности – еще более древняя и всегда новая проблема. Кроется ли в ней лишь исходящее из своеобразия человеческих поступков антропоморфное толкование событий природы, или телеологическое понимание природы, можно предметно обосновать и философски оправдать?
4.4.3.1. К истории проблемы
4.4.3.1.1. Телеологическая картина мира свойственна всей классической греческой философии. Она была основополагающей уже для мирового закона (logos) Гераклита, как и для мирового разума (nous) Анаксагора, правда, оспаривалась теорией простого случая в атомизме Демокрита. Для Платона вечная идея была не только совершенным прообразом, но и целью земных вещей, которые уподобляются ей и стремятся к высшей идее блага. Аристотель в анализ движения (kinesis), наряду с причиной действия, включает также причину цели – как «то, ради чего» (hou heneka), стало быть, в цели он также видит конститутивный принцип всякого движения или изменения, в конечном счете – это чистый акт божественной действительности, которая – как высшее благо и последняя цель – все к себе притягивает и содержит в движении. Стоики в учении о силах произрастания [Keimkraften] природы (logoi spermatikoi, rationes seminales), которые разворачиваются финально, мыслят точно так же телеологически, как и неоплатоники с их идеей возвращения всех вещей в божественное пра-единство, из которого они возникли.
4.4.3.1.2. Финальное понимание мира такого рода, сообразно библейскому учению о творении, было воспринято
Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Автор пишет письмо-предвидение себе 75-летнему... Афористичная циничная лирика. Плюс несколько новых философских цитат, отдельным параграфом.«...Предают друзья, в ста случаях из ста. Враги не запрограммированы на предательство, потому что они — враги» (с).
В этой книге, отличающейся прямотой и ясностью изложения, рассматривается применение уголовного права для обеспечения соблюдения моральных норм, в особенности в сфере сексуальной морали. Эта тема вызывает интерес правоведов и философов права с публикации доклада комиссии Вулфендена в 1957 г. Настоящая книга представляет собой полемику с британскими правоведами Джеймсом Фитцджеймсом Стивеном и Патриком Девлином, выступившими с критикой тезиса Джона Стюарта Милля, что «единственная цель, ради которой сила может быть правомерно применена к любому члену цивилизованного общества против его воли, – это предотвращение вреда другим».
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Исследуется проблема сложности в контексте разработки принципов моделирования динамических систем. Применяется авторский метод двойной рефлексии. Дается современная характеристика вероятностных и статистических систем. Определяются общеметодологические основания неодетерминизма. Раскрывается его связь с решением задач общей теории систем. Эксплицируется историко-научный контекст разработки проблемы сложности.