Основы философии - [97]

Восхождение закономерно, но таким же закономерным является и схождение всего в воду, растворение и успокоение в воде, откуда начинает новый виток круговорота бытия. Для Фалеса в этом выражении – жизнь космоса. По косвенным свидетельствам, Фалес был у греков первым астрономом, рассчитавшим продолжительность года, предсказателем солнечного затмения, оборотистым торгашом. Богов он не отрицал, но отзывался о них спокойно: боги творят только прекрасное, а безобразное – люди. Некоторые изречения Фалеса сохранил Диоген Лаэртский ( О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979). Но следует помнить, что сам Диоген Лаэртский жил в III в. н.э., т.е. спустя восемь столетий от Фалеса. Но других источников нет. И вообще христиане, вошедшие в силу в IV столетии, стали усиленно «подчищать» все языческое, сохранив лишь Платона и Аристотеля, остальные документальные ценности сгорели в огне Александрийской библиотеки (как и само построенное «язычниками» громадное здание).

Фалес прожил долгую жизнь, имел большой авторитет за свою «мудрость» среди милетцев, причислен к семи мудрецам. Предание гласит, что послушать Фалеса приезжал даже юный Пифагор, но взглядами Фалеса на мировой космос не заинтересовался. Соратником и единомышленником Фалеса был Анаксимандр, которого неправильно называют учеником Фалеса. Дело в том, что они были почти ровесниками, а «ученик» умер даже раньше своего учителя. Взгляды Анаксимандра принципиально совпадали с подходом Фалеса к объяснению живого космоса. Но по своей отвлеченности от реальности в поисках первоначала бытия материализм Анаксимандра оказался более глубоким. Если Фалес первоначалом считает воду (конкретную физическую данность), то у Анаксимандра первоначалом объявляется неопределенное, «апейрон». Что это такое – наглядно невыразимо. Как первоначало, апейрон жизненно подвижен, он проявляется во всем, он же дает импульс жизни космоса, выделяя противоположности – холод и тепло. Все многообразие качеств космоса – это смесь первоэлементов: земли, воды, воздуха и огня. Центром бесконечного космоса Анаксимандр считает Землю. Он подходил к идее шарообразности небесных тел и шарообразности всего космоса. Пытался также понять системы живой природы, в том числе и человека. Видимо, идея Фалеса о решающем месте влаги в мироздании подтолкнула Анаксимандра к мысли о том, что люди (вернее «первочеловек») произошли от рыб. Но в целом все свидетельства о философских взглядах Анаксимандра являются косвенными: науке известно только название его основополагающего труда – «О природе», но и оно, возможно, было дано ему уже не автором, а последователями.

Право называться учеником Фалеса больше подходит к Анаксимену, младшему современнику Фалеса, продолжительность жизни которого датируется 30 годами VI в. и до 20-х годов V в. до н.э. Современниками Анаксимена были Парменид, Пифагор, Гераклит, но о его соприкосновении с ними свидетельств нет. Влияние Фалеса присутствует весьма наглядно.

Если все мироздание Фалеса держится на воде, то у Анаксимена такой формообразующей основой всего бытия выступает воздух. Все сущее, все виды бытия – от простых вещей до небесных планет – выступают результатом сгущения, уплотнения воздуха. Уплотненные виды материи «плавают» в беспредельном воздухе. Но «воздушный» космос Анаксимена оказывается, в то же время, ограниченным жестким плотным небом, с которым связаны неподвижные звезды. По взглядам Анаксимена, из воздуха возникают огонь, ветер, облака, вода, земля, камни и все остальное. В человеке воздух проявляется в виде его души. Очевидно, космогония Анаксимена не заимела авторитета ввиду своей чувственной неубедительности, и ничего не сохранилось от его написанных работ. Упоминали о нем лишь первые «историки» философии – Аристотель и Диоген Лаэртский.

Наиболее интересным философом среди древнегреческих «космистов»-досократов (т.е. живших до Сократа – основания для такого деления, как будет показано позже, есть) является аристократ крови и мысли Гераклит. Он пытался понять мир чувственный и мир сверхчувственный, найти общее основание материального и духовного бытия, объяснить наблюдаемую динамику форм, переходов и всеобщего движения природы и мысли. Но сочинения Гераклита также навсегда утеряны, хотя от них сохранились некоторые фрагменты (отрывки его произведений и авторитетные для науки свидетельства поздних авторов, собранные в сборнике «Материалисты Древней Греции» (М, 1955)), на которые мы и будем опираться в ходе рассмотрения его взглядов. Годы жизни Гераклита (520–460 до н.э. – даты условны) совпадают с годами расцвета древнегреческих полисов и древнегреческой демократии, расцветом античной культуры и философии.

Гераклит был среди тех мыслителей, которые предвидели угасание античности, оказавшись своего рода предшественниками Сократа и Платона, явившихся свидетелями моральной и политической деградации античного общества, кризиса идеологии. Поэтому для более полного представления о Гераклите мы начнем изложение его воззрений не с космогонии, а с его беспощадной критики своих современников, их морально-этических и жизненных концепций, с его борьбы за идеал «мудреца», каким должен быть, по его мнению, гражданин свободного общества. Фрагменты Гераклита дают для этого достаточно материала. К своим согражданам (жителям Эфеса) он беспощаден: «Правильно поступили бы эфесцы, если бы все они, сколько ни есть возмужалых, повесили друг друга и оставили город для несовершеннолетних, – они, изгнавшие Гермодора (близкого Гераклиту по взглядам человека: – Ю. Б.), мужа наилучшего среди них, со словами: «Да не будет из нас никто наилучшим, если же таковой окажется, то пусть он живет в другом месте и среди других» (фр. 121). Его оценка всех ученых современников: «Каков у них ум или разумение? Народным певцам они верят, и учитель для них – толпа, ибо не знают они, что «многие – плохи, не многие же – хороши» (фр. 104). И в другом месте: «Они не умеют ни выслушивать, ни сказать» (фр. 19). «Лучшие люди предпочитают всему: вечную славу – преходящим вещам; толпа же насыщается подобно скоту» (фр. 29). «Неразумный человек способен увлечься любым учением» (фр. 87). И добавим к этому еще два его мнения о своих современниках: «Невежество лучше скрывать, но это затруднительно при распущенности и за чашею вина» (фр. 95). «Никто из тех, чьи учения я слышал, не дошел до признания, что мудрое от всего отлично» (фр. 108).