Осьмирук с планеты Безо - [3]

Скорее всего эти зеленые гибкие пластины размещены в грунте как идеальный капкан – стоит им опутать мои ноги, и я никуда не денусь. Ничего, ничего, – подбодрила она себя неуверенно. Она не знала что делать. Можно просто идти к краю луга, но ни одно чудовище, построившее такой совершенный капкан, не позволит жертве уйти. Можно выжигать траву на своем пути и так продержаться час или два – а что если вся трава на Безо такая? Хозяин не спешит, еще бы, паук поймал единственную букашку за сто сорок лет – самое время с нею поиграть. А это значит, сейчас начнется следующая серия.

Джонкина совсем не боялась смерти. Она не имела ничего такого, что жаль уносить с собой в могилу: ни воспоминаний, ни надежд, ни невысказанных слов, ни целей, оставшихся недостигнутыми. Было лишь одно дело и, если умереть сейчас, оно останется болтаться, как обрубленная по локоть рука. Джонкина хотела убить осьмирука или хотя бы сделать этой твари очень больно. Еще больнее чем очень.

А потом заморозить и сварить в масле – но это вряд ли получится.

Она как раз размышляла о вариантах боли, когда инстинкт заставил ее остановиться. Замереть на месте. По-кошачьи вжаться в себя. На ее лице двигались лишь губы – она покусывала верхнюю, как делала всегда, прислушиваясь или присматриваясь. Ветер едва звучал в высоких деревьях у реки. Ритмично вскрикивала невидимая птица. Рассветное светило уже поднялось над оседающим туманом. В воздухе звенело предчувствие катастрофы. Джонкина сделала еще шаг и поняла, что это было. Листья. Три больших палых листа лежали слишком правильно.

Молекулярный распылитель произнес тихий «пых» и листья исчезли. Под ними пряталась совершенно настоящая, до ужаса реальная кисть человеческой руки, с растопыренными пальцами, ладонью кверху. Джонкина видела немало кусков тел, но этот был особенным. Он гипнотизировал, к нему хотелось прикоснуться, хотелось, чтобы пальцы сжались, крепко схватили тебя и не отпускали. Хотелось приложить эту руку к себе, к своей шее… Джонкина едва сдерживалась.

Ладонь была мужской, мозолистой и очень большой. Возможно, слишком большой для человеческой ладони. Раза в два больше ее маленькой женской ручки. Ногти грязные и длинные. Джонкина уже нагнулась, собираясь поднять этот предмет, когда следующий порыв ветра поднял листья и обнажил еще одну ладонь, невдалеке.

Обе были одинаковыми, то ли левыми, то ли правыми, но больше пальцы торчали в одну сторону, как никогда не бывает с руками человека, одного человека.

Ближайшая к Джонкиной ладонь двинула пальцами, схватила пролетающий лист и натянула его на себя, спрятавшись. Почему бы и нет? – громко сказала Джонкина и выпустила в нее заряд, распыляющий на молекулы.

Но эта штука явно состояла не из молекул. Джонкина применила энтропийный выр, и тот не сработал – ладонь, видимо, не имела никакой внутренней структуры. А шкала абсурдизатора показывала абсолютную абсудрность и сделать ладонь еще абсурднее явно отказывалась. Джонкина начала пятиться.

Следующие два часа ничего не происходило. Джонкина ушла километров на шестнадцать по прямой и стала успокаиваться. Возможно, эти фокусы рассчитаны не на человека. Слишком большие затраты на таких вредных козявок, как мы. Но рука ведь человеческая? – тогда почему меня отпустили?

По пути к кораблю она размышляла и сроила планы. Нужно будет проверить эту гадость, думала она, проверить как она реагирует на неживые предметы и как на живые, проверить насколько она сильна и опасна ли вообще. Почему осьмирук разбрасывает свои руки и почему они так похожи на человеческие? Может быть у него отрастает слишком много и время от времени он проводит гигиеническую операцию, вроде бритья?

Прямо у ее ног лежала еще одна ладонь, слегка сгибая и разгибая пальцы.

Эта не притворялась мертвой.

Джонкина бросила ей сухую веточку; пальцы помяли и выбросили ненужный предмет. Джонкина вынула булавку из волос и уколола себя в плечо. Выдавила каплю крови и стряхнула ее на лежащую ладонь. Рука сжалась в кулак и сказала шепотом: «крооооовь…»; поднялась в воздух и медленно полетела в ту сторону, куда ушел осьмирук. Со всех сторон взлетели другие руки, примерно с десяток.

Взлетели и стали приближаться. «Крооовь, крооовь, крооовь…», – звучало здесь и там. Кажется, они хотели крови.

Джонкина включила защитное поле степени восемь и земля вокруг нее задымилась и начала кипеть. Ладони пролетели сквозь поле как сквозь пустоту.

Джонкина включила фантомайзер и стала невидимой – взамен этого другая, нестастоящая, голографическая Джонкина побежала по траве к холму, крича и привлекая к себе внимание. Ладони не отвлеклись на иллюзорный обьект и продолжали сближаться. Когда они подошли достаточно близко, Джонкина подпрыгнула и стала колотить их руками и ногами, применяя сильнейшие приемы из своего арсенала. Некоторое время ладони не отвечали, потом одна схватила Джонкину за ногу и так, в подвешенном виде, поволокла к логову осьмирука.

Осьмирук спал, подергивая длинным хвостом. Его пасть, величиной с пасть бегемота, была полуоткрыта. Вокруг лежали кости, целые и сломанные, и пара изгрызенных человеческих черепов. Пахло горелым мясом. Джонкина поймала себя на мысли, что не верит в собственную смерть. Весь мир построен вокруг меня, – подумала она, – он развалится, если я исчезну. Умирать могут только другие, они же не такие настоящие. Умирать может даже мама или сестра, это еще можно понять. Но ведь никто не знает, не разрушится ли Вселенная с моей смертью. Не рискуйте, не убивайте меня. Пусть лучше мне сделают больно, я согласна.