Ослеплённый разочарованием - [11]

Чародей оторопело молчал.

— Уходим отсель! — почти выкрикнул мужик. И потом начал торопливо, сбивчиво объяснять: — Не в этой змеюке дело, которую мы на груди пригрели, у себя в деревне, токо последней капелькой это было. — Голова явно противоречил сам себе. — Ну не могём мы жить здесь боле! Детишек малых в лес по грибы-ягоды не отпустить! Ироды эти, из Обители, вокруг шастают! Давно у нас Полат-бочкарь пропал? Перебрал бражки, и решил сходить на ночь глядя за деревом… А Ротол, что сюды в гости к брату приехал, куды делся? В поле вышел, коня погонять, ну вот и погонял… Вот от-то же! В Обитель свою мерзкую утащили!

— С Обителью у нас договор есть… — начал медленно маг.

— Да, в деревне-то ты нас убережёшь, а там, где последние огороды кончатся? Там как быть? Всё, уходим мы! Всей деревней на том решили.

…Маг стоял, смотря как последние телеги выезжают за околицу. Селяне решили уходить в леса, туда, где густые ветви скроют их от света заклятой звезды. Чародей не стал им мешать, он даже прикроет их отход. До выхода из пределов влияния Обители они могут чувствовать себя спокойно.

— Опусти её! — голос жреца был чрезвычайно категоричен и не терпел никаких возражений.

— Хорошо! — молвил я. Ликантроп грохнулся оземь, точнее, на разложенные стальные сети. Прочные!..

Тварь ещё не может сопротивляться, — чары мои крепки, — потом будет поздно. Адепты потянули за канаты, и сети слой за слоем обтягивали её. Шесть лап попарно заковали в колодки, отнюдь не деревянные. Меж челюстей заложили деревянную колоду, обмотанную цепями. Вставили меж пальцев стальные распорки. Теперь она не сможет шевельнуть даже пальцем, — в буквальном смысле.

Младшие послушники водили напильниками по огромным когтям. Я не стал бы раскрывать им бесполезность этой затеи, — пускай потрудятся, им полезно, — но мне не терпелось, чтобы они убрались с моей земли.

Когти не затупить. Из них выйдут прекрасные мечи, — каждый — целое состояние, — но я сомневался, что она им нужна за этим.

Я неспешно подошёл и подобрал плётку. Кажется она никому не нужна? Ну что ж, пусть будет у меня, пока не придёт её хозяин. Никогда не забуду выражение лица Ренейлы, когда она ударила плёткой по воздуху, и ничего… А что она ожидала? Огненного смерча, который пожрёт меня?

Сила не в оружии, а в руке и разуме…

— Мы забираем её!

— Берите! — хмыкнул я. И уже более яростно: — Тварь целую семью сожрала!.. Детишек малолетних не пожалела! Младшенькому всего три месяца было!

— Надеюсь, наш договор остаётся в силе? — спросил меня жрец.

— Конечно, — заверил его я. — Я не вступаю на вашу территорию, а вы — на мою. Ведь вам не нужны лишние жертвы? — особое ударение я сделал на «вам», и жреца от этого покоробило.

— Русалку мы тоже заберём!

Я сжал зубы. Она-то тут причём? Я поглядел на неё взором, — не тем, что смотрят люди, не сведущие в магии, а особым, внутренним, и тут же понял, причём. В её теле зрел кусочек его плоти. И как это они ухитрили сь?

— Э, не-е-т! Так не пойдёт! — пытался противиться я. — По вашей милости все селяне разбрелись, а мне теперь и поговорить-то не с кем! Оставьте рыбку!

Два вражьих голоса прозвучали одновременно:

— А ты-то сам что с ними не ушёл?

— В твоём возрасте только и можно, что разговаривать! — тихо, но недостаточно тихо, это было сказано послушником. Из тех, кого ещё не научили не лезть в разговоры адептов рангом повыше. В тот же миг он согнулся от боли, — остальные послушники были не прочь выслужиться перед жрецом.

— Как верно заметил ваш прислужник, — излишне вежливо проговорил я, — мой возраст не позволяет мне отправиться дальше, чем за околицу. — Я воззрился на себя со стороны. Морщины выглядят очень натуралистично. Не зря я каждое утро подновляю их.

Жрец постоял в задумчивости, оглянулся на корчащегося в грязной луже послушника.

— Чтоб тебе не было так одиноко, мы оставим тебе… его… — жрец запнулся, не зная как назвать… его… Он уже не послушник, не адепт, никогда им не станет. — Пусть он станет твоим рабом.

— Такой здоровый и молодой! — я пытался отказаться от ненарочного подарка. — Мне с ним не справиться!

— Не смеши, старик! Все видели, как ты поднял тварь в воздух!

Против этого сложно было что-то возразить, но я всё же попробовал:

— Он перережет мне глотку, когда я устану и засну. — По взгляду детины, стоящего на четвереньках в луже, я понял, что это он и попробует сделать ближайшей ночью.

— Так поставь защиту на время отдыха! — рассмеялся жрец. Разговор был закончен.

Огромная телега с тушей твари тронулась с места, увлекаемая элефантом, следом двинулась повозка с бочкой, — хорошо, я успел заменить воду свежей, из ручья. Не ведёрком, конечно; просто открыл в дне бочки небольшой источник. Позади устало месила копытами грязь конная сотня.

— Ну, вставай, раб! — я, согнувшись в три погибели, — спина болит так ходить, но что ж поделать, надо симулировать костную болесть, — и опираясь на сучковатый костыль, похромал к избам.

Корыто, из которого когда-то кушали свиньи, разбилось о мою старую больную спину. Я повернулся и сокрушённо покачал головой.

Когда о мой позвоночник сломалась скамья, на которой я любил проводить послеобеденное время, последовало короткое, но очень,