Осквернители - [46]

- Вот тебе! Получай!

Старик с трудом вырвался из рук рассерженной красавицы. Он прижался к коню одного из фаррашей и, хлюпая носом, пытался повязать голову распустившейся совсем чалмой. И тут все увидели, что вместо ушей у него белые ужасные шрамы.

- Ох, - хрипел он. - Не буду, не буду... Иди сейчас же, Гульсун, домой... Проклятие! Разве, женясь временно на Гульсун, я не уплатил Басиру за материнское молоко два тумана, еще туман на случай развода?! Разве я не дал еще за нее зеркало, и лампу русскую со стеклом, и расшитые туфли?.. Ай-ай! Эй, Басир, прикажи своей дочери-потаскухе идти домой... А сладости, а ситцевые шаровары, которые я ей подарил... Я из-за скверной девки разорился... Иди домой, сучка...

Гульсун не успела и рта открыть, как жандармский офицер с рычанием "Взять его!" ударом нагайки сбил старикашку с ног. Мгновенно фарраши свалились со своих лошадей и, набросившись на него, скрутили ему руки за спиной. А он все кричал: "А мешочек хны, а расшитый платок!.." Но вопли оборвались криком. Ему воткнули кляп из тряпки в рот. Пока тащили обмякшее, неподвижное его тело к лошади, офицер сложил ладони рупором:

- Именем шаха! - прокричал он. - Разойдитесь и займитесь своими делами.

Но жандармский крик не устрашил Гульсун. Она все так же визгливо вопила:

- Что такое! Детей похищают! Кругом бандиты! Людей хватают, караул! Где мы живем?

- Замолчи, женщина, - важно заявил офицер. Он уже сидел, подбоченившись, на своей лошади. - Тихо! Есть повеление взять безухого дервиша. Арестован государственный преступник. Пойман шпион злокозненного государства! Р-разойдись!

И уже совсем другим голосом он подобострастно обратился к человеку в бурнусе:

- Дело сделано. Прикажете, ваша милость, господин Джаббар, ехать? А ты, потаскуха, молчи и помни: в благословенном государстве нашем порядок и спокойствие. Если ты, женщина, поставишь на голову золотой таз и пройдешь пешком через всю Персию от Маку до Бендер Чахбара, то и тогда к тебе никто не посмеет прикоснуться... Ха-ха!

Всадники ускакали, подняв облако соляной пыли. Уехал и араб, так и не оказавший ни слова.

В караван-сарае наступила неожиданная тишина. Басир сидел на коновязи и, словно рыба, разевал и закрывал рот. Его била дрожь, сердце выпрыгивало из груди. Он давно уже что-то хотел сказать, но громовой голос жандармского офицера и, вернее даже, трепет перед начальством никак не позволили ему вставить и словечко. А тут еще сердце куда-то раз за разом падало, и ему сделалось совсем плохо. Отчаянным усилием воли он принудил себя встать и поплелся к воротам. Взмахами руки он, видимо, пытался привлечь внимание быстро удалявшихся всадников. Но Сулейман подскочил к нему, локтем зажал голову под мышкой и потащил в помещение.

- Надо уходить, - сказал дервиш, когда Сулейман вернулся.

- Он лежит в каморке. Ручаюсь своей бородой, он закается теперь бегать за жандармами.

В голосе Сулеймана звучали жесткие нотки.

- Когда этот проклятый Басир вел жандармов сюда, чтобы схватить вас, они встретили муллу, и тот им рассказал, что Гульсун сделалась сигэ дервиша. А жандармы и искали дервиша. А тут подвернулся старикашка... муж Гульсун... Они и приняли старикашку за вас. Но они приедут на пост и сразу же, при первом допросе, поймут, что ошиблись. Не та дичь.

- Дичь?

- Старикашка попал, потому что безухий. Искали-то безухого. Дичь настоящая вы, а не старик.

В свою очередь дервиш спросил:

- Сулейман, а ты знаешь, кто был тот... араб?

Сулейман недоумевающе пожал плечами:

- Тут много арабов из Сеистана... Тут, в Хорасане, много живет арабов. Они кочуют по краю пустыни Дешт-и-Лут. Много их. Бегают как жуки...

- Он не араб... Он... самый страшный, самый свирепый... Если бы только он знал, что я тут стою за столбом...

Шарканье ног у порога не дало дервишу договорить.

В каморку ввалился теймуриец. Он с нескрываемым интересом посмотрел на дервиша.

- Ага, вон ты кто!

- Спрашиваю тебя: ты поведешь меня через Немексор? - резко спросил дервиш.

- Значит... вон кого ищут уже два дня.

- Ну!

- Конечно, поведу. Такого нельзя не повести... А дурак безухий аробщик попался по глупости. Двадцать лет с тех пор прошло, как отрубили ему уши за воровство, а умнее не стал. Идем!

Когда они быстро шли, прячась за стеной постоялого двора, к ним выскочила растрепанная Гульсун.

- Уходишь! Убегаешь! Нет, иди забери своего подкидыша. Я дала обет, я купила голубя, я отпустила его на волю в благодарность за освобождение от этого слюнявого безухого. Я возжгла светильник для святой Ага Биби Сакинэ, что избавилась от папашиной опеки... А ты убегаешь, о мой муж! Не уходи!

Она валялась у него в ногах, хватала за полы одежды.

- Нет, на что мне девчонка? Жандармы вернутся. Девчонка навлечет на меня гибель. О я несчастная!.. Я рву договор, я не сигэ тебе больше.

Дервиш сгреб в охапку молодую женщину и так сжал, что она застонала.

- Молчи, дура! Ты еще узнаешь меня...

Он тут же разжал объятия, и она, обессиленная, растерянная, прислонилась к шершавой глиняной стене.

- Сиди смирно... Принесла в приданое одни толстые ляжки и рассуждаешь еще. Храни девочку. - Музаффар говорил строго, но глаза его смеялись. Бедная Гульсун, однако, не понимала шуток. - За тобой приедут и отвезут тебя и твоих детей в Долину Роз... Жди!