Осколки серебряного века - [24]

Как раз в то время, в 1919 году, Волошин работал над большой поэмой «Святой Серафим», полной веры в Бога и человека, полной космической мощи. Перелагая в стихи житие одного из самых почитаемых русских святых, великого подвижника и исцелителя ХIХ века Серафима Саровского, поэт обращался не столько к прошлому, сколько к настоящему, напоминая озлобленным, одичавшим в междоусобной кровавой схватке современникам о высших ценностях. «Эти стихи не пропускались ни правой, ни левой цензурой, — говорил он о своих сочинениях. — Поэтому же они распространялись по России в тысячах списков — вне моей воли и моего ведения».

Когда белые бежали из Крыма, он передал рукопись с одним знакомым поэтом, чтобы тот попытался опубликовать ее за границей. Потом поэма исчезла и обнаружилась вновь только в 1963 году, была опубликована, но с большими пропусками. Еще через двадцать лет издательство «Имка–пресс» в Париже выпустило в свет двухтомник Волошина (самое полное издание его стихов на сегодняшний день) — там, как сказано, поэма «публикуется полностью».

Теперь выяснилось, что долгий путь «Святого Серафима» к читателю еще не завершен. Список поэмы с неизвестными фрагментами нашелся среди бумаг Даниила Жуковского, изъятых при обыске.

Слово Волошина вышло на свободу. И теперь можно услышать строки, недостающие в прежних публикациях.

Богоматерь посылает Серафима с неба на землю: он должен воплотиться из духа в человека, спуститься к людям с миссией Божьей любви. Перед тем как ринуться на Землю, Серафим просит дать ему познать судьбу человеческого рода. И Божья Мать произносит вещее слово — гимн о высоком предназначении человека:

— Каждый дух, рожденный в тварном мире,

Воплощаясь в человечьей плоти,

Сквозь игольное ушко проходит.

Боли нет больней, чем боль рожденья:

Каждый шаг твой будет крестной мукой,

Каждый миг твой — смертью.

Смерть — рожденьем…

Быть рожденным значит быть извечно

Названным по имени Творцом.

Девять есть небесных иерархий.

Человек — десятая: всех меньше,

Но на нем все упованье мира.

Человек — единая из тварей —

Создан был по образу и по подобью

Господа.

Единому ему дана свобода.

Ангел — преисполнен воли Божьей:

Он — лишь луч, стремящийся от солнца.

Человек подобен капле влаги,

Отразившей солнце — в малом,

Но вполне.

Божий Лик поручен человеку,

Чтобы он пронес его сквозь бездны

Мира преисподнего.

Каждый человек — темница.

Пламя в нем плененное,

Должно проплавить,

Прокалить, прожечь, преобразить

Толщу стен слепой и косной глины.

Посмотри на этот малый сгусток

Тусклых солнц и стынущих планет:

Этих звезд морозные метели —

Только вихри пыльного потока,

Леденящего и гасящего жизни

И с собою увлекающего в бездну

Безвозвратного небытия.

Этот мир

Был создан из чистейшей

Славы Божьей!

Ни одна частица

Не должна погибнуть и погаснуть.

Божий Сын был распят на кресте

Человеческого тела и Голгофой

Выкуплен Адам у жадной плоти.

Человек же должен плоть расплавить

И спасти Архангела — Денницу

От смертельных вязей вещества.

Я — Мария — матерь и материя!

Из меня возник

И вновь в меня вернется

Земный мир, пылающий страданьем.

Я — Мария — роза всех молитв,

Память мира, целокупность твари,

Я — сокровищница всех имен…

«И, взметнув палящей вьюгой крыльев / И сверля кометным вихрем небо, / Серафим низринулся на землю», — повествует Волошин.

Воплотившись в человека — купеческого сына Прохора Мошнина, — герой поэмы принял монашество (иноческое имя Серафим), нашел себе обитель, которая звалась Саровская пустынь, — здесь он проповедовал и исцелял, сюда к нему стекались паломники со всей Русской земли.

…Стала жизнь его

Одною непрерывной

Ни на миг не прекращаемой молитвой:

«Господи Исусе, Сыне Божий,

Господи, мя грешного помилуй!»

Ею он звучал до самых недр,

Каждою частицей плоти,

Как звучит

Колокол

Всей толщей гулкой меди.

И как благовест —

Тяжелыми волнами —

В нем росло и ширилось сознанье

Плоти мира — грешной и единой…

Серафим Саровский говаривал: «Радость моя! Стяжи себе мирный дух, и тысячи вокруг тебя спасутся». Не эту ли миссию старался нести и сам поэт?

Те же чувства испытывал и друг Волошина по жизни и слову — Андрей Белый: «Все чаще и чаще мне начинает казаться, что старец Серафим — единственно несокрушимо–важная и нужная для России скала в наш исторический момент. Величина его настолько нужна, что у меня неоднократно являлось по отношению к нему особое неразложимое чувство — чувство Серафима, — напоминающее в меньшей степени… Христово чувство, но о другом…» А еще один поэт серебряного века, Вячеслав Иванов, заметил удивительное совпадение: чудотворный дар Серафима достиг своего пика в одно время с необычайным подъемом творческого вдохновения Александра Пушкина — знаменитой Болдинской осени (1830 год). Гений поэта и дух святого старца как бы соединились в едином порыве.

Серафим Саровский после множества духовных подвигов и чудесных деяний закончил свой жизненный путь в 1833 году. Его канонизировали как святого. Но нагрянула революция, и обитель Серафима была закрыта, а мощи его исчезли. И молитва его, звучавшая как колокол, ушла на дно души верующих.

Церковные колокола объявят врагами социализма. Их будут сбрасывать, раскалывать и плавить по всей Руси. Главными застрельщиками и тут станут чекисты. В 1929 году НКВД примет историческое, но совершенно секретное решение «Об урегулировании колокольного звона»: «Встать на путь применения в отношении к церковному колокольному звону строго ограничительных и даже запретительных мер… В интересах широких слоев трудящихся… 1. Запретить совершенно так называемый трезвон или звон во все колокола. 2. Разрешить… звон в малые колокола, установленного веса и в установленное время…» Тогда в стране было 49 015 церквей и монастырей. Из колокольной бронзы предполагалось получить 69 660 тонн меди и 14 440 тонн олова.