Осколки под стеклом - [9]

В ладонях Криса лежала, уютно устроившись, деревянная яркая фигурка.

Телефон надрывно взвизгнул и затрясся в глубине прихожей.

Солдатик предусмотрительно убрал трубочку подальше — над его домиком дождевыми нитями проплыли длинные пряди почти белоснежных волос. Перед Крисом уважительно распахнулись двери, кошки вытянулись в столбики, а негритенок понес следом золотые свечи на круглом серебряном подносе.

Все они ждали только одного — прежнего своего хозяина, и сейчас чувствовали своими деревянными, плюшевыми и фарфоровыми сердцами — в Крисе что-то изменилось, сдвинулось, и, может, скоро все станет по-прежнему.

Телефонную трубку Крис прижал к уху, согнулся в углу, не отрывая взгляда от деревянной фигурки.

— Спасибо, — сказала трубка надсаженным голосом.

— Телефон доверия, — откликнулся Крис. — Криспер Хайне. Я тебя слушаю.

— Ты знаешь… — сказала трубка и заперхала. — Бочина болит. Ни встать, ни лечь. То спина, то ребра. Думал, помру — отосплюсь, отдохну…

— И нет тебе покоя, — подытожил Крис. С такими делами он сталкивался часто.

Часто бывало, особенно с теми, кто ушел из жизни больше пятидесяти лет назад, что смерть не приносила им отдыха: то давило в груди, то тянуло в боку, то скрипел позвоночник. То вовсе болело так, словно раздробили на части.

На кладбищах Крис часто видел сваленные в мусорную кучу венки, обломки от прогнивших крестов, запыленные букеты и порой вырванные с корнем таблички с забытыми и никому больше ненужными именами. Равнялись холмики, наслаивалась могила на могилу, осыпались кладбищенские холмы, обнажая углы старинных гробов, и их оттаскивали в сторонку, выставляя на солнышко. Люди не могли справиться с наплывом своих мертвых, потому и придумывали правила — в городах неухоженная могила возрастом старше двадцати лет не имела шансов остаться целой, а в селах порастала бурьяном, пропадала в крапиве, оседала и становилась просто кусочком почвы.

Крис сомневался в том, что, узнай люди, какие муки это причиняет умершим, что-то изменилось бы. Так устроено человеческое сознание — вовремя забывать о других.

— …А я смотрю — мать моя, кипит. Кипит, как в плавильне. Двигатель наш. Справа дыра, и там борщ из гаек. И сам не успел понять, что горю. Так удивился. И думаю напоследок — отосплюсь хоть… отдохну.

— Как тебя зовут? — спросил Крис, откладывая в сторону фигурку.

— Горшков Александр, — с готовностью ответила трубка. — Пятая гвардейская танковая армия, восемнадцатый корпус.

Крис машинально вывел на куске бумаги заключенную в звезду свастику. Получился скорчившийся на пламени свечи паук, раскинувший изломанные конечности.

— Я понял, — сказал он трубке. — Привет только от тебя передать некому…

— Совсем некому? — со странным волнением спросила трубка. — А Пашка Чижов? Или Сеня?

Крис молча покачал головой. Трубка тоже умолкла.

Негритенок поправил оплывший на свечах воск, и они угасли.

Глава 2 Колесо фортуны

Ветер переменился. Теплый, влажный, он тащил с юга морось, слякоть и запах оттаявшей древесной коры. Показались грязевые прорехи, блестящие под светом фонарей, как антрацит. Такси мигало желтым огоньком.

— Далеко? — спросил таксист, вытирая лицо меховой вымокшей шапкой.

Крис ответил.

— Надо же, — уважительно сказал таксист. — Мемориал успею посмотреть?

— Успеешь, — ответил Крис. — Там рядом.

— Жалко, не лето. — Машина дернулась и поползла. — Летом там красиво.

— Что поделаешь. — Крис опустил глаза. В пальцах у него застыла маленькая фигурка. Попробовать разломить — разольется ложечка теплой крови. Вполне себе живой крови. А вот ее владелец считает, что он уже заколочен в деревянный ящик и обернут пленкой, чтобы не подтекала мерзкая жидкость на плечи недобровольных носильщиков.

Крис еще раз перебрал в памяти все известные ему своды правил. Получалось, что ошибка произошла не только в его системе, но и в системе этого констриктора, Кайдо, и скорее всего, где-то есть еще проводник, который сейчас сидит, схватившись руками за голову, и не знает, что делать с Игорьком, застрявшим на границе Запределья.

Всем прорехам прореха… И все же, как это могло случиться?

— …рассматривается вопрос о проведении эвтаназии младенцам-носителям генетических заболеваний, а также страдающим от врожденных заболеваний. Такие меры, считает главный врач страны, будут вскоре признаны гуманными по отношению к родителям и детям и позволят улучшить генофонд.

Таксист невозмутимо крутил руль. Его радионовости явно не волновали, зато Крис подался вперед.

— Это местное радио?

— Да, — равнодушно сказал таксист. — Чего только люди не придумают… Я сколько лет уже в этой шкуре, а до сих пор привыкнуть не могу.

— Это на людей не похоже, — ответил Крис. — Это… что-то странное.

— Да что, — так же спокойно ответил таксист. — Было же уже. Улучшали породу. До сих пор в костях распутаться не могут — где чей дядюшка, где чья бабушка. Или вот еще, раньше баб жгли на кострах пачками. Красивая — ведьма. Разделась — ведьма, оделась — ведьма. По-моему, тоже странновато.

Об улучшении породы Крис предпочел промолчать. Активисты, удравшие из засыпающего вечным сном города, пытались было среди людей навести свои порядки и занять прежние позиции. Активистов пришлось вылавливать и ограничивать, но страшное колесо уже было запущено и прошлось по Европе огнем и мечом. Крис в этих делах не участвовал — он ушел куда раньше, устроился скромно, вершителем себя больше не считал и, пожалуй, исчез из памяти даже тех, кто раньше пил с ним круговую чашу. Инквизиция к деятельности вершителей не относилась. Люди придумали ее сами, и сами же ужасались по сей день.