Осколки эпохи Путина. Досье на режим - [38]

В письме, полученном из МИД РФ, утверждается:

«Из-за неурегулированности проблемы царских долгов Франция была закрыта для размещения советских облигаций. В контексте создания странами ЕС единого рынка имелась реальная опасность того, что вслед за Францией и остальные страны ЕС откажутся приобретать советские облигации. Поэтому решением ЦК КПСС от 13 октября 1988 года Минфину СССР и МИД СССР было поручено возобновить переговоры с французской стороной по царским долгам». «На переговорах в Москве в октябре 1990 года были согласованы основные принципы урегулирования претензий: Франция признает ущерб, нанесенный СССР интервенцией в 1918–1920 гг., а СССР признает обязательства по займам, выпущенным или гарантированным до 1917 года Российской империей, и оплатит в виде окончательного расчета некое сальдо, призванное компенсировать ущерб французским держателям российских ценных бумаг».

Разумеется, для советского периода выплата указанной суммы не была фатальной, а новые кредиты — неподъемным бременем. Правительство СССР обладало огромной собственностью и огромным государственным бюджетом. Правительство РФ обладало на момент выплаты (да и в настоящее время) многократно меньшими возможностями. Поэтому в высшей степени нелепо было продолжать те же переговоры. Они были продолжены в прежнем формате только потому, что только новые кредиты могли обеспечить выживание ельцинского режима.

Выплата «царских долгов» могла быть оформлена только в порядке правопродолжения от Российской Империи. Причем, для этого требовался отдельный правовой акт, выражавший как общий принцип правопродолжения, так и при- нятие обязательств по данному комплексу эпизодов взаимоотношений Российской Империи и Франции. Без этого выплата 400 млн. долларов является более чем очевидным преступным деянием. Во-первых, никаких обязательств до 9 мая 1945 года в отношении Франции у Российской Федерации быть не может, поскольку СССР и Франция до победы над гитлеровской Германией находились в состоянии войны. А война отменяет любые взаимные обязательства. Либо они должны восстанавливаться отдельным правовым актом. Такого акта ни во времена СССР, ни в РФ не было. Во-вторых, данной выплатой правительство вышло за пределы российского законодательства. У него не было никаких правовых оснований для уплаты «царских долгов» (не было признания даже частичного преемства обязательств от Империи). Следовательно, требовалась ратификация международного договора парламентом, а не подписание межправительственного соглашения. И таковая ратификация была бы фактическим признанием правопродолжения от Империи — по крайней мере, в части долговых обязательств в отношении Франции. Поскольку этого не было, мы можем говорить о совершении преступления.

В Соглашении между Россией и Францией финансовые претензии перечислены, а значит, — признаны основа-

тельными. В том числе и российской стороной. Признание «царских долгов» прямо следует из сообщения МИД о том, что переговоры представителей РФ о выплате долгов были прямым продолжением переговоров советского периода, а в них (и это прямо следует из вышеприведенного текста письма МИД) предполагалось именно признание долгов, возникших до 1917 года. Таким образом, мы выявили еще одного лжеца среди высших должностных лиц правительства. А также установили явную заинтересованность министра финансов в сокрытии реального положения дел.

Выплата «царских долгов» состоялась под давлением обстоятельств, когда Минфин тем самым создавал «благоприятный финансовый климат» (иначе говоря, финансовую «пирамиду»), чтобы получить новые кредиты, заплатив по старым, пусть даже и не оформленным надлежащим образом. Но уже самим фактом официального признания «царских долгов» правительство оформило акт преемства от Российской Империи — в стыдливой и лукавой форме и в связи с не слишком приличным поводом. Это свидетельствует о том, что государство (даже такое нестабильное и несуверенное, как Российская Федерация) не может существовать без обращения к принципу континуитета.

Дипломаты зовут на помощь милиционеров

Следующая «итерация» процесса разоблачения международной аферы снова была связана с обращением к Фрадкову, где я сравнил цитаты из различных писем и прямо показал, что Кудрин, мягко говоря, лукавит, а Минфин либо не желает, либо не способен вести аналитическую работу, которая могла бы закрыть сложные вопросы международных финансовых отношений, а не оставлять их следующим поколениям российских дипломатов и финансистов. Если Минфин, как следует из моей переписки, больше всего был озабочен возможностью пересмотра Соглашения и восстановлением требований Франции о «компенсации», то моя забота заключалась в проблеме правопродолжения российской государственности. Если принцип континуитета в России будет официальным порядком восстановлен, он снимет огромное количество вопросов, а проблема «компенсации» не будет поднята в связи с тем, что российско-французские отношения исторически имеют богатый союзнический опыт. Чего не скажешь о советско-французских отношениях, которые были отношениями держав, входящих во враждебные политические и военные блоки. Кроме того, при любых «компенсациях» приоритет имеют российские граждане, затем — потомки выходцев из Российской Империи. Да и то лишь в случае, если они не были замечены в антироссийской деятельности. Все эти вопросы, очевидно, требовали комплексной законодательной инициативы, прежде которой — политической воли лиц, обладающих реальной властью. Именно эту волю я пытался обнаружить в правительственных коридорах. Но нарывался все время на одно и то же: корысть, трусость, некомпетентность.