Оскар за убойную роль - [12]

– А что, своего Теплицына ты априори исключила из числа подозреваемых? – прищурился отчим.

– Нет, не исключила… – слегка смешалась Татьяна. – Но… Ему-то зачем красть документ?

Таня подошла к открытому окну, сунула нос меж прутьев решетки, втянула пахнущий сиренью воздух. Улыбнулась стайке воробьев, деловито клюющих землю. Позавидовала двум подросткам – они сидели на лавочке у подъезда и с самым беззаботным видом пили пиво.

На белый «Форд-транзит», припаркованный метрах в двадцати от подъезда Ходасевича, она не обратила никакого внимания. И уж тем более ей не пришло в голову, что именно эта машина сегодня «провожала» ее от дома до офиса, а потом – к Валерию Петровичу…

Отчим тем временем продолжал допрос:

– Так почему же вором не может быть Теплицын?

– Андрей Федорович этот документ сто раз видел, – заупрямилась Таня. – Десять раз мог снять с него копию. И потом, он же понимает, что если эта история всплывет – нашему агентству кранты.

– И все-таки я бы не стал сбрасывать Теплицына со счетов.

– Верно, – вздохнула Татьяна. – Вы, кагэбэшники, если уж подозреваете, то подозреваете всех. Давай, записывай в свой «кляузник». Андрей Федорович Теплицын. Тридцать семь лет. Хорош собой, великолепно одевается. Ты его, наверное, в телевизоре видел – лет пять назад. Его в ту пору частенько показывали.

– Не припоминаю, – покачал головою отчим.

– Ну да, ты же по телевизору только детективы смотришь, – съязвила Таня.

– Почему только детективы? – парировал Валерий Петрович. – Еще мультики.

Вид у него во время этой реплики был пресерьезный, и Татьяна расхохоталась.

Отсмеявшись, сказала:

– Теплицын и вправду несколько лет назад гремел. Он большим агентством на телевидении руководил. Торговал рекламным временем в «ящике». Вся телевизионная реклама была в его руках. Но потом Андрея Федоровича из этого бизнеса выдавили. Кто и как – я подробностей не знаю. Он никогда не распространялся. Тогда он ушел с ТВ и решил начать все с нуля. Вот и создал наше агентство.

– Он богатый человек?

– Еще какой! – кивнула Таня. – Наверное, миллионер. Долларовый, я имею в виду.

– Зачем же такому богачу еще и работать? – удивился Валерий Петрович. – Жил бы себе где-нибудь на Майорке.

– А вот я Андрея Федоровича понимаю, – развела руками Татьяна. – Без работы скучно.

– Хочешь сказать, если б у тебя был миллион долларов, ты бы все равно работала? – скептически прищурился Ходасевич.

– Н-ну, – протянула Татьяна, – годик я бы отдохнула: в кругосветное путешествие поехала б – может, даже с тобой…

– Мерси, конечно, – вставил полковник, – но я до сих пор невыездной…

– …а потом, – закончила Таня, – я все равно стала бы каким-нибудь делом заниматься. Иначе с тоски помрешь.

– Понятно, – кивнул отчим. – Вы с Теплицыным два сапога пара. Оба трудоголики. А какие у твоего Андрея Федоровича слабости? Привычки, пристрастия?

– Он привык жить на широкую ногу. На даче у него ты, кажется, бывал.

– Хорошая хибара, – подтвердил Валерий Петрович, – просторная.[4]

– Плюс, – продолжила Таня, – у Теплицына квартира в самом центре Москвы, с видом на Кремль. Отпуск он проводит в экзотических местах: сафари в Африке и все такое… Ни в чем предосудительном замечен не был. Ведет себя как паинька. Не курит, наркотиками не балуется, пьет только по служебной необходимости: с высокопоставленными друзьями или заказчиками. Правда, охотиться любит – то на уток, то на волка…

– А есть у него поводы подставлять лично тебя?

– Не могу себе представить, – пожала плечами Татьяна, – зачем ему меня подставлять? Он и без того в два счета может меня уволить.

– Ты не ответила на вопрос. – Взгляд Ходасевича снова стал жестким.

– А мне кажется, что ответила. – Таня взбрыкнула и тоже постаралась говорить жестко. – Если Теплицын хотел бы от меня избавиться, он сделал бы это в открытую. Он не из тех, кто копит злобу и бьет исподтишка.

* * *

Андрей Федорович сидел в своем кабинете, глубоко откинувшись в качающемся кожаном кресле и возложив ноги на стол (эту американскую привычку он приобрел в Гарварде, где стажировался в ранних девяностых).

Андрей Федорович был незаурядным человеком – и сам о себе хорошо сие знал. Воспринимал он это обстоятельство как объективный факт, вроде того, что Луна вращается вокруг Земли. Правда, все детство и юность (попавшие как раз на последние советские годы) ни он сам, ни близкие ему люди не могли сформулировать: а в чем же конкретно заключается его талант? И это для подростка Андрюши было отчасти мучительно: с одной стороны, прекрасно знать, что ты выбиваешься из общей серой массы, но, с другой, не понимать – а в чем конкретно ты лучше, чем другие. В школьных успехах? Но это ведь не достижение. Любой хотя бы слегка смышленый парень (или девица с чугунной задницей) могли обеспечить себе постоянно отличные оценки. Однако лишь школьные достижения были единственным видимым – до поры до времени – талантом Андрея Теплицына.

Его родители, типичные представители советской научно-технической интеллигенции, мечтали о всесторонне развитом сыне, в духе тех инженеров начала двадцатого века, что и романсы пели, и стихи декламировали, и ложу держали в опере. Поэтому они отдали Андрюшу в английскую спецшколу, а также в школу музыкальную и на фигурное катание. Английский впоследствии ему весьма пригодился; музыкой и танцами на льду Теплицын занимался с очевидным отвращением. Да и получалось у него играть на пианино и скользить по катку весьма средне. И только во взрослом возрасте, уже поняв характер своего дарования, он пожалел, что его сызмальства учили бесполезным музыке и танцам, а не шахматам и теннису. Уже в девяностых Теплицын, конечно, и сам освоил шахматы с теннисом и в эти игры играл для дилетанта хорошо – на уровне, наверно, первого разряда. Но время младенчества, когда формируются теннисные и шахматные гении, было безвозвратно упущено – поэтому знаменитым мастером клетчатой доски или рыцарем ракетки Теплицын не стал.