Оскал смерти. 1941 год на Восточном фронте - [11]

о чем доложить. И я чувствовал, что оберст Беккер, будучи рьяным приверженцем дисциплины и порядка, по достоинству оценит мою откровенность и даже будет благодарен мне за такой доклад. В первую очередь он всегда проявлял очень чуткую заботу о своих солдатах, и к тому же я знал, что он меня помнит и уважительно расположен ко мне еще со времени нашей совместной службы в Нормандии. Впервые это проявилось тогда, когда он обратил свое внимание на мою привычку сокращать в составляемых мной медицинских докладах словосочетание «Haltepunkt» (пункт остановки) до специфической и даже как бы этакой сленговой медицинской аббревиатуры «Нр.». С тех пор он так и прозвал меня — Хальтепункт. Но как бы то ни было, мне было приятно, когда я услышал из остановившейся машины:

— Здравствуйте, Хальтепункт. Как обстановка?

Спешившись, я отдал честь приветливо улыбающемуся мне оберсту и ответил со всей возможной прямотой:

— Положение неудовлетворительное в слишком многих отношениях, герр оберст. Информация о местонахождении и количестве раненых поступает зачастую либо слишком поздно, либо даже не поступает вовсе. Офицеры и солдаты на переднем крае наступления уделяют раненым не слишком много внимания, и в результате мы не имеем с ними должного взаимодействия.

Брови Беккера медленно поползли вверх, а глаза стали наливаться сталью, ноя все равно продолжал, уже почти сорвавшись в крик:

— Раненые разбросаны на слишком больших площадях, герр оберст, и в результате получают либо недостаточную медицинскую помощь, либо не получают ее вообще!

— Где ваша повязка с красным крестом? — резко и гневно спросил он, с явным неудовольствием покосившись на мой автомат и рукав без повязки.

— Я снял ее, герр оберст.

— Кто приказал?

— Никто, герр оберст.

— Доложите начальнику медицинской службы, что самовольно сняли с себя повязку.

Немного помолчав и, по всей видимости, стараясь взять себя в руки и успокоиться, Беккер прокашлялся и проговорил уже более миролюбиво:

— Будьте добры воздерживаться от критиканства передовых боевых подразделений, а вместо этого сконцентрироваться на выполнении собственных служебных обязанностей. Действия боевых подразделений — не ваша забота, вы отвечаете за заботу о раненых! Будьте добры, еще раз повторяю, помнить об этом.

Оберст приказал своему водителю двигаться дальше, и машина энергично тронулась с места.

Я грузно взобрался обратно в седло, ощущая себя побитой ни за что собакой, мокрым пуделем. Я был зол и в то же время совершенно опустошен и подавлен. В список моих печальных опытов было внесено еще одно правило, которое следовало неукоснительно соблюдать в ходе ведения боевых действий: никогда не рассчитывать на какое бы то ни было содействие со стороны боевых подразделений. Если же какая-то помощь и будет вдруг оказана — как это было в случае с выделенными мне Штольцем двумя его людьми, — относиться к этому как к неожиданному дару свыше. С этого момента я твердо решил создать свою собственную систему оказания помощи раненым, одной из главных определяющих черт которой была бы моя максимальная независимость от кого и чего бы то ни было. Нелицеприятная беседа с Беккером стала для меня хорошим уроком! И хорошо, что я получил его раньше, а не позже — это должно было сослужить мне хорошую службу в дальнейшем.

Справа от дороги рядом с каким-то домом стояла санитарная машина. Подумав, что моя помощь может оказаться полезной, я вошел внутрь, но обнаружил, что там уже находится врач из 1-го батальона и ситуация у него полностью под контролем. Мой коллега поведал мне печальную историю о том, как трое наших санитаров-носильщиков и раненые, которым они оказывали в тот момент помощь, были зверски перебиты русскими в ходе боя за какой-то там бункер недалеко от границы. Мое сердце ожесточилось против врага еще сильнее.

Ближе к ночи стало возможным подолгу ехать прямо по самой дороге, которая теперь была почти свободна от колонн, устраивавшихся на привал и готовившихся урвать во время него хотя бы немного времени на сон. Тут я увидел прямо рядом с дорогой свет и толпу людей вокруг навеса, изнутри которого он исходил. Подъехав ближе, я разглядел, что рядом с навесом стоит и машина оберста Беккера. Доносившиеся оттуда чрезвычайно привлекательные запахи мясного гуляша и какого-то супа заставили меня осознать, насколько я нечеловечески голоден.

— А вот и господин Хальтепункт! — весело поприветствовал меня Беккер. — Вы сегодня что-нибудь ели?

Казалось, он уже совершенно забыл о суровом разносе, устроенном мне всего лишь какой-то час назад.

— Нет, герр оберст, — откровенно признался я.

Моя обида на старого вояку куда-то сама собой улетучилась.

— Тут вот сварили изумительный гороховый суп с говядиной. Присоединяйтесь-ка и отведайте. Ну прямо точно как по-домашнему!

Наваристый суп из огромного чугунного котла был действительно божественно вкусен. Энергично опустошая поданную мне дымящуюся миску с ним, я невольно припоминал слышанное мной о старом оберсте. Он всегда питался той же самой пищей, что и его подчиненные, причем никогда не приступал к еде до тех пор, пока не убеждался в том, что все его люди накормлены.