Оскал дракона - [37]

Неважный получился из меня отец-воспитатель, и теперь уже вряд ли получится, ведь или я, или он, а то и мы оба скоро умрем.

Остальные попрощались с нами, и я был рад в конце концов отпустить их, сбросить груз забот и переживаний. Я старался запомнить их бледные, цвета сыворотки лица; мои люди смотрели на меня твердо и печально, и я знал, что больше их не увижу.

Всю дорогу до моста я вспоминал лишь одно — усталое и бледное лицо Торгунны, ее образ стоял у меня перед глазами.

Это прекрасный мост — так сказал Финн. Достаточно узкий, чтобы два человека сдерживали многих.

Итак, Ботольв смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого, младенец покоился на его могучей руке, другая рука великана лежала на плече Токи.

— Кость, кровь и железо, — сказал Финн и передал великану сумку со мхом.

Ботольв молча кивнул, пожал нам руки, круто повернулся и заковылял через мост, Токи с упирающейся козой на веревке поспешил за ним.

Ботольв не оглядывался, но я знал, он видит нас и будет видеть всю оставшуюся жизнь, стоящих еще живыми на этом мосту. Как наш старый побратим Колченог, давным-давно погибший под звон мечей на далеком песчаном берегу, своей жизнью он дал нам возможность безопасно отчалить, и если мы не видели, как он погиб, то до сих пор видим в своей памяти, как он сражается там.

— Так-так, — произнес Финн, когда великан и мальчик с козой скрылись из вида. Он перегнулся через парапет моста, словно проверяя, нет ли под ним троллей, достал из ножен «Годи» и проверил лезвие.

— Ты не вручал свою жизнь в руки Одина, как я, — сказал я ему, и у меня скрутило живот в ожидании смерти. — Ты должен был пойти с Ботольвом и Токи.

Финн поднял бровь, глядя на меня из-под спутанных волос, он не зачесывал их назад, — так он скрывал изуродованное ухо, последствие ранения в бою.

— Кто знает, что прядут норны, — ответил он пожимая плечами. — Может, это мой последний день, а может, и нет, но ты не удержишь этот мост в одиночку.

Он ухмыльнулся.

— Кость, кровь… — начал он.

— ...и железо, — продолжил я.

Он отцепил ножны, сбросил плащ, все это могло помешать в бою. Затем проверил ремешки на шлеме и надел его, повел плечами, чтобы уже успевшая подернуться ржавчиной кольчуга с чужого плеча села получше, и сел, прислонившись спиной к камням парапета. Внизу журчал и пел горный поток.

Я одновременно завидовал Финну и ненавидел его — человека, который ничего не боится. Как ему удается сдерживать дрожь, вытащить из своей глотки копье страха? Сюд вот-вот придут неистовые безумцы с пеной на губах, облаченные в звериные шкуры, а он невозмутимо рассуждает о будущем. Вот и сейчас он сидел, прищурив глаза, его внимание привлекло имя Азур, которое он разглядел на камне.

На сером камне была выбита надпись, наполовину выщербленная ветром, частично затянутая лишайником:

«Helga, ThorgæiRs dottir, systir SygrøðaR auk þæiRa Gauts, hun let giæra bro þæssa auk ræisa stæin þænna æftir Assur bonda sinn. SaR waR wikinga warðr mæð Gæiti. Siþi sa manr is þusi kubl ub biruti».

«Хельга, дочь Трогара, сестра Сигриды, Гауты и другие построили этот мост. Этот камень поставлен в честь Азура, ее мужа. Он присягнул служить Гаутам. Магия сейдра обрушится на того, кто посмеет разрушить этот мост».

— Здесь в конце проклятие — смотри, тут написано предупреждение, чтобы никто не осквернял этот памятник под страхом смерти. Резчик рун хорошо постарался.

— Хорошим человеком был этот Азур, — заметил я, глядя на вырезанные на камне руны и чувствуя их силу. От него осталось лишь имя, но его будут помнить, пока стоит этот камень, и люди будут знать, что у него была любящая жена и сестры, которые сохранили о нем добрую память и вырезали руны в его честь.

— Он тоже был побратимом, как и мы, — добавил Финн и ухмыльнулся. — Подходящее место, чтобы умереть — рядом с памятником побратиму.

Я удивился — зачем понадобилось строить каменный мост, ведущий в никуда. Но, тем не менее, судьба привела нас сюда. Услышав это, Финн нахмурился.

— Раньше эта тропа вела на вершину, где росли самые лучшие в округе сосны, — напомнил он. — Хорошая древесина на корабельную обшивку и смолу. Неважно, что это за место, мы будем здесь сражаться, чтобы спасти сына нашего конунга, что может быть достойнее для знаменитого Обетного Братства и Орма Убийцы Медведя? К тому же здесь просто красиво.

Однако я мрачно напомнил ему, что Обетное Братство было знаменито во времена Эйнара Черного, и что оно ему принесло? Он давно уже мертв. Но Финн все-таки был прав насчет этого места, я с радостью поднял голову к солнцу, смотрел на чаек и белоснежные облака. В речном потоке бурлила жизнь, ручей, что начинался у снежных вершин, струился и бежал дальше, впадая в теплое море, где солнце испаряет влагу в облака, из которых высоко в горах идёт снег.

Норны прядут нить нашей жизни; сейчас я как никогда чувствовал это, пил жизнь, как мучимый жаждой — воду.

— Они здесь, — произнес Финн и поднялся на ноги.

Они вышли из-за поворота, внимательно изучая следы на тропе, и остановились перед мостом; двое воинов с копьями, без шлемов и кольчуг, при щитах, на поясах — ножи. Враги замерли, по-волчьи настороженно, опасаясь двух вооруженных и готовых к бою воинов на мосту, в кольчугах и со щитами.