Осиная фабрика - [9]

Животные редко удивляют меня, но было что-то в сидящем кролике-самце, которого я заметил, что остановило меня на секунду. Должно быть, он все время был там, сидящий неподвижно и уставившийся прямо на меня с дальнего конца ровной площадки Земель, но сначала я его не заметил. Когда же я его заметил, эта неподвижность остановила и меня на секунду. Не двинув ни одним мускулом, я мысленно очистил сознание и решил, что голова большого самца пригодится для Столба. Кролик выглядел чучелом, он не сделал ни одного движения, и я точно видел, что он уставился на меня, его глазки не мигали, его носик не нюхал, его уши не двигались. В ответ я уставился на него и очень медленно перенес ружье, двигая его сначала немного в одну сторону, потом в другую, чтобы это выглядело как будто что-то качалось ветром в траве. Перенести ружье в нужную позицию и повернуть мою голову заняло около минуты, но животное не сдвинулось и на миллиметр.

В четыре раза больше, когда его большая усатая голова была аккуратно рассечена прицелом на четыре части, он выглядел еще более впечатляюще и был так же неподвижен. Я нахмурился и поднял голову, внезапно подумав, может он и в самом деле чучело, возможно, кто-то решил посмеяться надо мной. Городские мальчишки? Отец? Не Эрик же? Я сделал глупость, я дернул головой слишком резко, и кролик метнулся вверх по склону. В тот же момент я опустил голову и поднял ружье, даже не подумав. Времени вернуться в правильную позицию, вдохнуть и мягко нажать курок не было, это было вверх и бах, мое тело несбаласировано, обе руки на ружье, я упал вперед, переворачиваясь, чтобы уберечь ружье от песка.

Когда я посмотрел вверх, прижимая к себе ружье и хватая ртом воздух, моя спина вдавлена в песок, кролика я не увидел. Я переломил ружье и ударил себя по коленям. Дерьмо! — сказал я себе.

Но кролика был не в норе. Он даже не был около склона, где расположены норы. Он мчался по ровной земле большими скачками, направляясь прямо ко мне и трясясь в воздухе при каждом прыжке. Он несся ко мне как пуля, голова дрожала, губы раздвинуты, зубы длинные и желтые — самые большие из тех, какие я когда-нибудь видел у кролика, живого или мертвого. Его глаза были похожи на свернувшихся змей. Капли красного сочились из его левой задней ноги после каждого атакующего прыжка, он был почти рядом, а я сидел и смотрел.

Времени перезаряжать не было. Когда я начал реагировать, времени что-нибудь сделать, кроме как реагировать на уровне инстинкта, уже не было. Мои руки оставили ружье, повисшее над коленями и двинулись к катапульте, которая всегда висела на поясе, рукоятка между ним и веревкой. Но даже мои болты быстрого реагирования нельзя было достать вовремя, кролик добрался до меня через секунду, нацелившись на горло.

Я поймал кролика катапультой. Толстая черная трубка из резины перегнулась в воздухе, я сдвинул руки и упал назад, пропуская кролика над головой, потом ударил его ногами и повернулся так, что я был на одном уровне с ним, лягающимся и вырывающимся с силой росомахи, распятым на песке с шеей, захваченной черной резиной. Его голова была повернута так, как будто он пытался достать мои пальцы своими резцами. Я зашипел на кролика сквозь стиснутые зубы и дернул резину туже, потом еще туже. Кролик бился, и плевался, и издавал высокий громкий звук, на который, по моему мнению, кролики не способны, и бил по земле ногами. Я был настолько выбит из колеи, что огляделся вокруг, чтобы убедиться — это не сигнал для армии зайчиков вроде этого добермана наступать на меня со спины и разорвать на кусочки.

Чертово животное не собиралась умирать! Резина растягивалась и растягивалась, и не сжимала его горло достаточно плотно, а я не мог сдвинуть руки из-за боязни, что кролик откусит кусок пальца или мой нос. Та же мысль остановила меня от удара головой, я не собирался приближать свое лицо к этим зубам. Я не мог поднять колено и сломать ему спину, потому что я почти соскальзывал по склону, и я не мог бы закрепиться на такой поверхности одной ногой. С ума сойти! Тут не Африка! Это кролик, а не лев! Что, черт побери, происходит?

Наконец он меня укусил, вывернув шею больше, чем я считал возможным, и поймав мой правый указательный палец на сгибе.

Это была последняя капля. Я закричал и потянул изо всех сил, напрягая руки, и бросив себя назад и через голову, ударил колено о ружье, упавшее в песок.

Я лежал на редкой траве под холмом и душил кролика, костяшки пальцев белые от напряжения, мотая его перед моим лицом, его шея зажата тонкой черной линией резиновой трубки, теперь завязанной узлом на черной струне. Он до сих пор трясся. Я не мог определить, были ли движения его тела его собственными или передавались от меня. Потом трубка порвалась. Кролик ударил в мою левую ладонь, а другой конец резины выстрелил в правое запястье, мои руки разлетелись в противоположные стороны, врезавшись в землю.

Я лежал на спине, голова на песчаной земле, смотря на ту сторону, где тело кролика лежало на конце маленькой изогнутой черной линии, запутанное в ручке катапульты. Животное было неподвижно.