Ошибка создателя - [9]

Итак, мы разбрелись.

А когда заглянули в отсек (примерно через час), — наш новенький 77-48А валялся на полу с выбитыми предохранителями.

Теперь уж мне пришлось дать согласие на «жучки».

Надежда, понятное дело, усмехнулась. С помощью витализера мы — уже привычная штука! — запустили новичка и снова послали его работать. На этот раз — с наглухо закороченными предохранителями.

Я отправился на совещание. Грустное совещание…

Мне пришлось сказать — я вынужден был это сделать, — что график ввода роботов серии «А» не выполняется.

И я получил, конечно, полную дозу поучений и наказов…

Известно, как относятся экспериментаторы к теоретикам.

Обычно они просто не подпускают нас к своим железкам. Тут, впрочем, есть резон — сколько я ни помню визитов нашего брата на экспериментальные установки, кончалось это, как правило, тем, что кто-то из нас нажимал не на ту кнопку, и из установки валил дым.

Но корень, конечно, в другом. Теоретики испокон веков считают экспериментаторов тупыми эмпириками, а экспериментаторы отвечают снисходительным отношением к теории, как занятию для одаренных лентяев. Разумеется, подобно всякому другому антагонизму такого уровня, это переносится на личности… И мне, влезшему со своим теоретическим, извините, лицом в экспериментальный (калашный) ряд, предстояло испить до дна горькую чашу.

К моему возвращению 77-48А принялся за новые фокусы. Надя рассказала мне, что вывела его из рабочего отсека после того, как он стал печатать на своей ленте совершенно невероятные вещи.

— Я оставила его там всего на какие-нибудь тридцать минут! Прихожу — все работают нормально, а этот…

Мы попытались найти с ним общий язык.

— Что с тобой случилось? — спросил я. — Ты исправен?

— Исправен. Исправен. Девяносто! Икс-ноль. Если является соответственно первым или последним из. Сто! Интегральных узлов. — Он говорил все быстрее, набирая скорость. — Тогда как для формул Бесселя и Стирлинга икс-ноль является. Сто десять! Средним или одним из средних интерполяционных узлов. Сто двадцать!..

— Рехнулся, — сказала Надя.

— Рехнулся — повернулся — запнулся — качнулся, — отвечал ей робот на пределе скоростей. — Окунулся. Проснулся.

— Замолчи! — приказал я.

— Замолчи-замолчи, — скороговоркой выпалил робот, но потом исполнил команду.

Надо было, по крайней мере, воспользоваться тишиной. Мне предстояло принять решение. Какое?

Ну, хорошо, Фревиль копирует психику своих роботов с собственных сотрудников. Может быть, у него в лаборатории появился сумасшедший?

Я предложил послать поздравительную телеграмму Фревилю.

— Лучше отправь рекламацию! — заявила Надя. — Это безобразие — поставлять нам таких придурков.

— Не будем торопиться. Мы можем повредить репутацию Фревиля.

— Юрков, ты совсем со мной не считаешься!

— Знаешь, Надежда, — решил я, — работа сегодня не идет, на совещании мне нотацию прочли, настроение плохое, — пойдем домой!

Черный день, он и есть черный.

Не хватало нам еще поругаться из-за Фревиля.

Последнее, кажется, убедило ее.

Но у меня было еще одно предложение:

— Возьмем с собой новичка? Я хочу немного повозиться с ним. Давай возьмем, Надюша! Он тебе по хозяйству поможет. Договорились?

Очень ей этого не хотелось… Все же она кивнула, и мы втроем отправились в жилую часть Станции.

Я велел ему приготовить ужин. Когда я вручил 77-48А мешочек с крупой, он сказал:

— Гречка — печка.

Это меня насторожило, но я все еще на что-то надеялся. Однако не прошло и нескольких минут, как до нас донесся ужасный запах горелой крупы. Голодные и злые, мы побежали на кухню… Пришлось закусить холодными консервами.

— Этого ты добивался? — спросила у меня Надежда. — Если этого, то, может, отпустишь своего любимчика, пока мы, по крайней мере, живы?

Но я хотел сначала разобраться в схеме. Я долго водил по ней пальцем, как это делают все неспециалисты… Потом приступил к следующей фазе работы — начал крутить все регулировочные винты, ручки и рукоятки, которые Фревиль счел нужным установить снаружи.

И смотрел, что получится, что будет с роботом. То есть задавал ему вопрос.

— Ну-ка, — спрашивал я, — каких ты знаешь известных ученых?

— Ученых, — немедленно отвечал робот. — Толченых. Крученых. Верченых.

Этого было достаточно, чтобы заключить: я все делаю правильно, вот только не те винты кручу. И я, подобно всем прочим дилетантам в аналогичных ситуациях, повторял то же с другой парой винтов; получал аналогичный результат и переходил к следующим рукояткам.

— Послушай, зачем тебе крутить? — предложила Надежда. Сиди спокойно в кресле. Я буду тебе нести чепуху в рифму. А, Юрков?

Я не ответил — и постучал по крышке приборной секции робота.

Она была запломбирована.

Вздохнув, я взялся за отвертку.

— Что ты делаешь? — закричала Надя. — Ты понимаешь, что ты собираешься сделать? Потом всю жизнь будешь выплачивать его стоимость!

Она выхватила из моей руки отвертку. Я еще поводил пальцем по схеме… Потом решил посмотреть его ленту — что он там насчитал, пока работал с нашими старичками.

Сначала все шло нормально. Он обучался и переходил уже к тем задачам, ради которых мы его и купили.

А потом — сбой. И какой-то странный, словно совсем иная задача. Ни с того ни с сего он вдруг переходил с восьмеричной системы на двоичную, затем — после длинных столбцов единиц и нулей выдавал подряд несколько уравнений регрессии и шпарил свою абракадабру дальше… Но недолго. Затем следовал окончательный выход из строя — автомат выдавал сплошные колонки нулей. Нули — и только. Но если до этого он еще что-то решал, хоть и непонятно что и непонятно каким образом, то здесь уж он просто, можно сказать, сошел с ума — и точка. Предохранители Барренса, разумеется, не сработали, не уберегли робота; они и не должны сработать — ведь мы их закоротили.