Ошибка Либермана - [8]

— Жизнь нелегка, — сказал Хэнраган, глядя из окна машины на цепочку индийских ресторанчиков и лавок, где продавались сари, пока они ехали к Уэстерн-авеню.

— Другой и быть не может, — заметил Либерман. — Ты песню такую вспомнил или особенно остро чувствуешь себя отцом Мэрфи сегодня утром?

— Цены растут. Акции падают. Люди тырят что ни попадя, кто яблоко, кто банку помидоров. И так уже развалили все, — ворчал Хэнраган. — Святые не слышат молитв. А дети? Они бросают тебя в час, когда нужны больше всего. Когда будешь лежать на смертном одре, со свечками в изголовье и у ног, они окажутся тут как тут, станут просить твоего благословения, рыдать… Знаешь, что тогда им надо сказать? Что я им скажу?

— Нет, Билл, что ты им скажешь?

Либерман поправил очки на носу и повернул на юг, к Уэстерн. Запах из пышечной «Данкин донатс» проникал через открытые окна, и Либерман почувствовал тошноту.

— Пошли вон! Где вас носило, когда вы были нужны мне?

— Это ты кому? — спросил Либерман.

— Майклу, — со вздохом сказал Хэнраган. — Тому, что в Буффало. Собирался приехать на несколько недель, привезти с собой жену и ребенка. Знаешь, что они решили?

— Эмигрировать в Австралию, — предположил Либерман.

— Близко. Поехать в «Диснейуорлд». Рев музыки и роботы, похожие на зомби. Напугают ребенка до полусмерти. Если бы я мог лишить их какого-нибудь наследства… Сколько времени на твоих?

— Около половины третьего, — отозвался Либерман.

— Не хочешь заехать к Сайми по дороге? — спросил Хэнраган, глядя в окно на великолепный автосалон «Понтиак». — По гамбургеру и пивку?

— Не хочу упустить Эль Перро, — ответил Либерман.

— Понятно, — сказал Хэнраган, поднимая руку и страдальчески улыбаясь. — Понятно. С чего бы друзьям быть внимательней, чем дети? К чему выполнять обязательства и обещания? Ты знаешь, какой сегодня день?

— Пятница.

— Семь лет и шесть дней после химчистки, — напомнил Хэнраган.

— Ты не можешь знать, сколько дней, Мэрфи, — заметил Либерман.

— Плюс-минус день-два, Ребе. День-два.

Этот инцидент в шестиэтажном универмаге начался с обычного вызова. Перебранка, крики в помещении химчистки на Питерсен-стрит. Позвонили из соседней пиццерии, сказали, что крики отпугивают клиентов. Либерман и Хэнраган приняли вызов, когда ехали в машине с жертвой грабежа. Они добрались до химчистки в три с небольшим, услышали голоса за дверью — кто-то спорил. Либерман постучал. Ему не открыли.

Он постучал еще раз, и кто-то подошел открыть дверь. У этого человека в очень маленькой руке был очень большой пятизарядный пистолет тридцать восьмого калибра «Хопкинс энд Аллен». Ствол смотрел прямо на Либермана. Зрелище было комичное. Трясущийся человечек с курчавыми волосами и большим пистолетом, а за ним — чернокожий здоровяк в форме рассыльного.

— Опустите пистолет… — начал Либерман, но его прервал первый выстрел.

Он не понял, попали в него или промахнулись. Только подумал: «Интересно, кто этот тип, что собирается меня убить?»

Грохнул второй выстрел, но пуля прошила окно химчистки, и стекла брызнули на тротуар. Стрелявший промахнулся на добрых два метра: человечек с большой пушкой падал на пол с огромной дырой в груди от пули из табельного пистолета Хэнрагана.

Это было давно и одновременно как будто только что, но…

— Мы зайдем к Сайми после того, как повидаемся с Эль Перро, — предложил Либерман.

Хэнраган удовольствовался этим обещанием и остальную часть пути разглагольствовал о неблагодарности друзей и родственников. Либерман его не слушал, но время от времени кивал и вставлял словечко, как тот парень, который каждый год изображал Санта-Клауса по радио и отвечал на телефонные звонки детей. Санта-Клаус не давал обещаний, много смеялся и спрашивал звонивших мальчиков и девочек, хорошо ли они себя вели в прошедшем году.

Хэнраган много пил еще пятнадцать лет назад, когда стал напарником Либермана после того, как сменил Хавьера Флореса, ушедшего на пенсию. Однако это были цветочки по сравнению с тем, как Билл запил пять лет назад, когда от него ушла жена Морин, оставив его в пустом доме в Рейвенсвуде. О разводе речи не было — они были благочестивыми католиками. Не было и мысли о том, чтобы уехать из города. Либерман помог Морин получить работу в бухгалтерской компании Сола Шустера. Когда два сына Хэнрагана с семьями приезжали в город, Билл и Морин встречались в своем доме, устраивали праздничный обед, и Морин возвращалась в свою квартиру только после того, как все разъезжались.

Норт-авеню близ Кроуфорда была широкой, оживленной и полной парковок. Толстая женщина в голубом платье переложила хозяйственную сумку из одной руки в другую и что-то быстро говорила своей подруге или сестре, такой же толстухе. Когда Либерман и Хэнраган вышли из машины и заперли ее, женщины прошли мимо них, и Эйб почувствовал запах пота, который не был ни приятным, ни отталкивающим.

Ресторан «Чапультапек» находился на другой стороне улицы. Полицейские дошли до перекрестка, подождали, пока загорится зеленый сигнал светофора, и пересекли дорогу, не обращая внимания на визг тормозов. У тонированного окна «Чапультапека» они заметили тощего парнишку в черном. Тот внимательно следил за улицей — нет ли какой опасности. Присутствие этого парня доказывало, что Эмилиано в ресторане. Возможно, он выполнял функции системы раннего оповещения, но одновременно и сигнализировал врагу: «Если вы ищете Эль Перро, вы пришли туда, куда надо».