Ошибка биолога - [31]
— Брр…
Я сидел в комнате моего жильца во время его отсутствия. На низкой софе в легком шелковом капоте, положив голову на согнутую в локте обнаженную руку, лежала передо мною прелестная женщина, заполонившая за эти дни все мое существо страстной мечтою, которая казалось то совсем близка к осуществлению, то внезапно становилась далекой, недопустимой.
Елена Александровна Барсова вот уже две недели, как переехала к моему жильцу. Мы с нею познакомились и она в присутствии Воронова просила меня заходить к ней, когда «муж» уходит и ей так скучно. Воронов, усмехаясь под черными шелковистыми усами, подтвердил просьбу «жены».
И с тех пор я прикован к ней. Понимаю ясно все безрассудство мечты. Слышу по ночам шепот, поцелуи, страстные вздохи. Безумно мучаюсь одиночеством и ревную безо всякого права. Кидаюсь на одинокую холодную постель, горько рыдаю, стискивая зубами подушку. Потерял весь смысл личной жизни. Потерял охоту жить, потому что жизнь без обладания Нелли кажется мне невозможной.
И это не чувственность к молодой красивой женщине и не то, что называют любовью, это властное порабощение всего меня ею.
Как и когда это случилось? Я думаю, что с первой минуты знакомства.
И теперь она лежит передо мною, вся облитая тонким шелком, не скрывающим форм ее тела, и огромными темными глазами смотрит на меня пристально, притягивая к себе.
Ничего не могу прочесть в этих глазах: словно окна с опущенными шторами, скрывающими тайну того, что делается там, внутри комнаты. Быть может, там любовно убранная, страстно ожидающая спальня. Быть может, темная сырая тюрьма. Быть может, там ждет радость и наслаждение. Быть может, там совершается убийство…
Она смотрит и я смотрю, не отводя глаз, и оба мы молчим.
Но вот под шелковым капотом высоко поднимается грудь и из полуоткрытого рта вырывается тяжелый вздох.
Заговорила все опять о том же:
— Если б вы знали, как тяжело мне жить! Он поработил мою волю! Он держит меня, как в плену. Я не люблю его, я его ненавижу! Будь он проклят! Но я не в силах бороться. Я часто думаю, что он — гипнотизер и во зло употребляет свою силу. Недаром он путешествовал по Востоку. Он мне даже противен, как мужчина. Грубый сладострастник! Никогда я не думала, чтобы могла подчиниться воле какого-то авантюриста, бросить мужа, детей! Так мало прошло времени с тех пор, как мы сошлись, и я уже успела узнать его всего. Узнать и возненавидеть.
И я умоляющим шепотом говорю ей:
— Бросьте его! Вы ведь знаете, как я вас люблю!
Она едва заметно улыбается одними губами, но огромные печальные глаза смотрят с безнадежной тоской.
— Я знаю, что вы совсем другой! Но расстаться с ним я не в силах. Он держит меня, — чем, я не знаю, — но держит крепко и не выпустит из когтей.
— Любите ли вы меня?
— Не знаю, может быть. Вы мне симпатичны. Вы — хороший, добрый, честный. Не то, что он. Но у вас нет той силы, чтобы отнять меня…
И я уходил от нее обескураженный, не умеющий думать ни о чем, кроме нее, не знающий, что надо делать, какие совершить поступки, какие сказать слова, чтобы она стала моею, и исчез бы отвратительный призрак этого заклинателя змей…
В одно из таких мучительных свиданий, когда я весь изнывал от сознания, что должен встать, как мужчина, во весь рост, властной рукой притянуть к себе колеблющуюся женщину и увести ее из логова негодяя, я впервые услышал в голосе ее новый оттенок и сердце мое сладко заныло.
— Как мне жалко вас, милый! Я вижу, что вы мучаетесь. И лицо побледнело, под глазами синяки. Вы сами на себя не похожи. И во всем виновата я, бедная! Стать между двумя мужчинами — это ужасно. Мне так жалко вас. Мне кажется, что при других обстоятельствах я могла бы вас полюбить, быть счастливой. Мне иной раз кажется, что я и сейчас вас люблю, но мешает что-то ужасное, лежащее вне моей воли. Бедный мой, как вы умоляюще смотрите на меня и не знаете, что ваш кумир совсем не достоин такого обожания. Если бы вы знали, что я такое!
И она, опрокинувшись на спину, захохотала резким бесстыдным смехом, стирая впечатление нежных, прочувствованных слов.
Я едва узнавал ее. Хищный оскал зубов. Страстно-пьяные глаза вакханки, трепещущие ноздри. Бурно поднимается полуобнаженная грудь.
Меня точно ударило что-то. Горячая волна крови бросилась в мозг и немедленно, раскаляя все на пути своем, стала разливаться по телу.
Проснулся мужчина-зверь. Я бросился к ней, забыв обо всем, одурманенный одною жаждою обладания. Шелковистые руки охватили мою шею. Меня ожгло огнем поцелуя. Я ощущал под руками гибкое, упругое тело. Я уже овладевал ею, мужественно побарывая последнее сопротивление…
Резкая боль в шее заставила меня очнуться. Я полулежал на софе и, прикованный ужасом, смотрел в тускло светящиеся красноватым огоньком глаза кобры. Треугольная голова и напрягшийся щит то приближались к моему лицу, то отдалялись от него, и сквозь закрытые губы мелькало быстро трепещущее жало. Она обвилась вокруг моей груди. Я был в ее власти. Она уже укусила меня. Укусит и еще, и еще… Ужас ожидания неизбежной смерти сковал меня. Я силился крикнуть и не мог…
— Вот видите, дорогой мой, как опасно играть со змеями, не умея их укрощать.
