Осенняя женщина - [3]

Когда бесконечны унылые дни

И после «Прощанья славянки» —

Огни, полустанки и снова огни,

И снова в огнях полустанки

Мелькают виденьем в морозном бреду

И тонут в объятиях ночи,—

Россия, ты словно в двадцатом году

Не прячешь разбойные очи.

И снова с надеждой, что все впереди,

Что там – веселее и лучше,

С размаху рванешь на широкой груди

Степной пугачевский тулупчик.

И снова ломаешь коленца, присев

В похмелье бездумного пляса…

Сокрытый веками Батыев посев

Дождался урочного часа.

Россия, молись за уделы свои —

Крамола в полуночном стане.

Пусть каждый акафист, как Спас на Крови

Над дымной воронкою встанет!

Ни Гришка Распутин, ни Тушинский вор

Тобой не управят вовеки.

И птицы весной возвратятся на двор,

И тронутся стылые реки.

На этой земле

На Сретенье – лужи, на Пасху – пурга.

То степи, то чащи лесные.

Что скажешь? – «Россия —

и вся недолга?!»

Что сделаешь? Это – Россия.

Здесь нет колыбелей. Качают пращи

Каме?ния судеб бедовых.

И здесь не дают на разжив палачи

Отступникам тридцать целковых.

На этой земле, где сражаясь, не ждут,

Что к смерти состарится тело,

Доносчику первый достанется кнут

За слово его и за дело.

И дешева пусть подъяремная месть,

И нету для катов Мессии,

Но в этой земле Благовещенье есть,

Чтоб верила в завтра Россия.

Чтоб знала: в черед зацветет краснотал

Церковный от солнечной ласки.

Но будут погосты по свежим крестам

Считать не доживших до Пасхи,

И, в свиток свернувшись, чернеть небеса,

Кричать заплутавшая стая…

Что скажешь? – «Россия – кругом

чудеса!»

Что сделаешь? Участь такая.

Плач по российским поэтам

В небеса пошлет прощальный глас

Колокол людского покаянья.

Скольких нас не стало? Сколько нас

За чертой признанья и призванья?

Скольких нас не стало! Сколько нас Эшафот в утробе равелина.

Приняла российская равнина.

Ждал на Черной речке алый наст,

Скольких целовала вьюга в лоб! А душа – зегзицей со стены,

Скольким вслед струился шип змеиный!

Положи, Елабуга, на гроб

Асфодель Кавказа для Марины.

Мысью с древа грянется на травы. Как наград посмертных для поэтов.

Мы еще вернемся с той войны,

Где стихи – горящий край державы.

И пройдем по россыпи листов

Пасквилей, доносов и наветов.

И не хватит Родине крестов —

Реквием по юности (Леониду Колганову)

На годах-камнях семидесятых

Наше поколенье полегло…

Л. Колганов

А юность все-таки была,

Как некогда была Россия.

Зимою – снег, земля бела,

Под осень – грязь, дожди косые.

Нас нежно пе?стовали те,

Те – гимназистки и славянки,

Чьих под Сморгонью в немоте

Отцов покоятся останки.

Изящность бабушкиных рук

Мне вспоминать всю жизнь

с любовью.

Плыл электричек ближних стук.

Средь сосняка, по Подмосковью.

И знать откуда было мне,

Что оборотни взгляды вперили

В то, что любил в своей стране —

Великой и больной империи.

Наверное, я верил зря

В то, что сейчас зовут застоем.

Но были книги и друзья,

А остальное все – пустое.

Лишь: «Русь за нами!» – ратей клик

В дали мерещился туманной,

Лишь «Незнакомки» Блока лик

Манил в былое неустанно.

Бабушке

Рудневой Зое Владимировне – рожденной 6 февраля, упокоенной 16 февраля и день ангела имеющей 26 февраля

Юная бабушка, кто целовал

Ваши надменные губы?..

М. Цветаева

Бабушка, в мире уснувших страстей,

Где не заботят печали и толки,

Ждешь ли на Пасху желанных гостей,

Шьешь ли костюмы для праздничной елки?

Снимешь ли добрыми пальцами воск

Свечек, стекающих в жерла кануна?

Внук твой матер, поседел, словно волк,

Только душа неприкаянно-юна.

Только на памяти – осени дым,

В лужах стоит босоногое детство.

Только во взгляде с прищуром твоим

Крови степной иссякает наследство.

Бабушка, дождиком с горних высот,

Белой метелью с хвостом горностая,

Выпади, пусть, как упрямый осот,

Правнуки в небо твое прорастают.

Пластырем туч застилает глаза.

Смутен покой под Ваганьковской сенью.

Бабушка, где ты? Молчат образа.

Вещие сны не приносят забвенья.

Воспоминание детства

М. Г.

Дорога в Ильинку открыта,

Ворота – Казанский вокзал.

Как в детстве, колеса-копыта

Гарцуют по лестнице шпал.

Гудок оглушительно-четкий

К отправке сигнал подает,

И станций бесчисленных четки

Отщелкает поезда ход.

Куда мне деваться от лета?

Куда мне избыть эту грусть?

На улице солнечной где-то

Цветет по утру майский куст.

Мои полудетские были

Сквозь колкий шиповник бредут.

Отростки его на могиле

У бабушек наших растут.

Пока еще сердцем не поздно

Избыть суету бытия:

Я с вами – ильинские сосны,

Я помню вас – детства друзья.

Дорога в Ильинку открыта,

Ворота – Казанский вокзал.

Как в детстве, колеса-копыта

Гарцуют по лестнице шпал.

Март

Брызжет даль белизною и паром.

Свежий воздух пьянит, как первач.

По поляне блестящим гусаром

Проскакал одуревший косач.

Громким писком шальные синицы

Нас приветствуют в чащах сосны.

Мы на лыжах стоим – у границы,

У границы зимы и весны.

И в капельном разбуженном шуме

В синеве высоко-высоко

Облаков боевые ушкуи

Мчат под звонкие гусли Садко.

Незабвенные детские были,

Заповедного счастья миры…

Что ж вы голову так забелили,

Сорок зазимков, с этой поры?

Где вы, тонкие пальчики-спички,

Растопившие лед без следа?

Но несутся звеня электрички

В те родные места и года,