Осенняя легенда - [80]

Однажды утром я принесла оленью ногу жене кожевника, которая после родов лежала в постели. Домик был настоящей лачугой. Единственный горшок кипел на огне, сидеть можно было лишь на одном стуле, и дети то и дело забирались ко мне под подол. Ребенок появился на свет совсем недавно, и лежащая в углу комнаты на матрасе женщина обнимала его рукой.

– У меня новенький братик, – объявил малыш, счастливо дергая меня за рукав.

Подбежала его сестренка и заспорила:

– И мой тоже.

Но мальчик на это только состроил гримасу и вцепился в волосы сестры. Девочка бросилась от него, и они стали кружиться вокруг стула, пока не сбросили у меня с плеча другого ребенка.

– Не надо, – встала я на их защиту, когда бабушка напустилась на внучат, упрекая в непочтении к королеве. – Все в порядке, Карвен, – успокоила я ее.

Но уже на улице, помогая вскочить на Этейн, Ланс рассмеялся:

– Ну что, воспитывать детей будет потруднее, чем управлять двором?

– Я думаю, одно похоже на другое, – возразила я. – Просто дети малы по годам, а у придворных – детская натура.

Его восхитительные полные губы сложились в загадочную улыбку, а глаза засветились:

– Ты самая удивительная из женщин: то управляешь страной, то возишься с детьми. И так красива… Неважно, чем ты занимаешься, ты всегда потрясающе красива.

Я взглянула на него сверху вниз, ослепленная нахлынувшей любовью и благодарностью. Раньше я с нежной радостью кинулась бы с седла в его объятия, широко распахнув сердце. Но годы осмотрительности, ответственности перед долгом и стараний сохранить между нами дистанцию научили меня осторожности, и, свесившись с седла и погладив его по щеке, я просто сказала:

– Любимый, мне и половины из этого не удавалось бы делать, если бы ты не был рядом.

Он схватил мои пальцы и прижал к губам, в глазах заиграл чистый радостный смех. Достаточно ограничивать себя мириадами обязанностей: месяц совещаний, полгода скучной рутины. К тому же я никогда, никогда не принимала такое как должное.

Но душевные порывы случаются слишком редко, чтобы ими пренебрегать.

С наступлением весны Кэй и я принялись за необходимые приготовления к отъезду двора на Саксонское побережье. Я как раз паковала корзины, седельные сумки, вьючные короба и плетеные сундуки, когда из Бретани вернулся Динадан.

Близкий друг и сторонник корнуэльского воина, Динадан казался лоснящимся терьером по сравнению с волкодавом Трисом. Долгие годы, когда бы Тристан ни бросался очертя голову в любовное приключение или битву, Динадан старался вытащить его из заварухи, утихомирить волнение и залатать дыры. В этом смысле он был блестящим примером лучшего друга.

– Рад снова оказаться при самом цивилизованном дворе в христианском мире. – На лице корнуэльца играла многозначительная улыбка. – Ховелл, конечно, парень неплохой, и хорошо обращается со своими воинами, но там совсем не то, что у вас.

Последняя фраза была адресована и мне, и Артуру, и я улыбнулась за комплимент. Динадан слыл шутником и насмешником, но я всегда считала его хорошим дипломатом.

– Что нового у франков? – спросил Артур.

– Ха! Каждый из сыновей грызет других, стараясь отхватить от королевства Кловиса кусок побольше. Поэтому, слава Богу, им недосуг заниматься другими пакостями.

– А Тристан? – задал вопрос Ланс.

– Лучший воин всех стран – конечно, за исключением вас. – Коротышка учтиво поклонился Лансу. – И обожаем за свою музыку. Он по-прежнему играет на арфе, как ангел. Тут ведь нужен особый талант, чтобы по утрам сносить головы, а по вечерам исполнять баллады.

Портрет Тристана был нарисован так точно, что мы все расхохотались.

На следующее утро Динадан сопровождал меня в поездке, потому что, несмотря на несущиеся на нас облака, я хотела заказать мастеру деревянные чаши, подносы и другую утварь, которую к приезду осенью хотела иметь на кухне.

– Никогда не видел королевы, которая столько сил отдавала бы управлению двором, – заметил Динадан. – Вот Изольда Корнуэльская все поручила управительнице, а сама, прелестная, как картинка, сидит над вышиванием, пока Тристан услаждает ее слух игрой на арфе.

– Она гораздо лучше управляется с иголкой, чем я, – пожала я плечами, а сама вспомнила, сколько раз она при мне искусно украшала материю шелковыми нитками. – Не хуже, чем фея Моргана.

– И становится такой же известной врачевательницей, – добавил Динадан. – Говорят даже – лучшей во всей Бретани. Конечно, – вспомнил он, – ее мать была знаменитой в Ирландии знахаркой, настоящей кудесницей, когда требовалось изгнать болезнь или очистить раны.

Языческое происхождение Изольды было основной проблемой в их отношениях с Марком, но теперь, уверял Динадан, она стала истинной христианкой.

– И не просто напоказ. Говорят, она по-настоящему привержена вере.

Христос проникал повсюду, и в ходе разговора становилось ясно, что и сам Динадан обратился к нему.

– А Тристан? – поинтересовалась я. – Он тоже преклонил перед Римом не только тело, но и дух?

– Ах, бедный Трис! Иногда мне кажется, великан и сам не знает, чего хочет и во что верит. Возьмите, к примеру, его женитьбу. – Корнуэлец почесал подбородок и задумчиво посмотрел на небо. – Я заподозрил что-то неладное, когда он объявил, что имя его жены – Изольда Белые Ручки. После того как он всю жизнь утверждал, что пылает страстью к Изольде Корнуэльской, – Динадан склонил голову набок и хитро покосился на меня, – просить выйти за него замуж Изольду Белые Ручки, согласитесь, несколько непоследовательно.