Осенний призрак - [3]

— Тебе нет никакого дела до того, что я делаю.

— Может, тебе следовало бы отдыхать от работы, когда ты дома, с нами?

— Янне, никогда не указывай, что мне следовало бы делать!

На Рождество возник вопрос, в каком соусе лучше запекать окорок, сладком или остром? Малин сказала «все равно», а потом страшно разозлилась на Янне за то, что он не знает даже такой самой простой на свете вещи, что рождественский окорок запекается в сладком соусе.

И он кричал на нее, чтобы взяла себя в руки, чтобы хотя бы чуточку попыталась быть более сносной, нормальной. В противном случае пусть пакует вещи и отправляется в свою чертову квартиру. Янне кричал, что она может убираться к дьяволу, что вся эта затея с самого начала была идиотской, что он получил предложение поехать после Нового года в Судан вместе со Службой спасения и должен был бы ответить «да», только чтобы сбежать подальше от нее, от ее злобы и невозможного характера.

— Ты больна, Малин, понимаешь? Я не настолько глуп, чтобы не разобраться с этим чертовым окороком.

Она протянула ему стакан с текилой и колой.

А Туве сидела в нескольких метрах от них за кухонным столом, перед ней на красной хлопчатобумажной скатерти стояло новое фарфоровое блюдо из универмага «Оленс» с только что испеченным окороком.

Янне замолчал.

Малин захотелось что-нибудь крикнуть ему в ответ, но вместо этого она посмотрела на дочь.

Ее широко раскрытые синие глаза выражали страх и недоумение: «Так это и значит „любить“? Спасите меня от любви в таком случае».

Малин замечает, как светлеет небо, когда начинается город.

Движение сейчас не особенно оживленное.

Она вспоминает, есть ли у нее дома что-нибудь сухое, во что можно было бы переодеться, и понимает, что нет. Разве в каком-нибудь из ящиков на чердаке, вся остальная одежда в доме Янне.

Мимо нее проезжает черный автомобиль, какой именно, не видно из-за тумана, но водитель торопится, ведет со скоростью почти вдвое большей, чем она.

Дождь зарядил снова, и только что нападавшие листья, оранжевые и отливающие золотом, дрожат, прилипшие к автомобильным стеклам, мерцают у нее перед глазами, словно тропические жуки или искры адского пламени, вызывающие своим танцем все зло из города и его окрестностей.

А где-то внутри до сих пор эхом отдаются дурацкие оправдания Янне.

Все что угодно, только не еще одно такое Рождество. Это она себе пообещала.

— Мне надо ехать, — сказал Янне.

Они снова заговорили об этом в день праздника. У Малин было похмелье. Не в силах возражать, она сидела, охваченная тихой злобой и отчаянием оттого, что в очередной раз все вышло так, как всегда.

— Я нужен там. Я не смогу жить, если отвечу «нет». Им требуется мой опыт для быстрой постройки туалетов в лагерях для беженцев, иначе тысячи людей вымрут, как мухи. Ты когда-нибудь видела умирающего от холеры ребенка, Малин? А?

Уже тогда ей захотелось влепить ему оплеуху.

Последний раз они любили друг друга в ночь накануне его отъезда. Жестко, без тепла.

Малин вспоминала крепкое тело Даниэля Хёгфельдта, журналиста, с которым время от времени занималась сексом, и царапала Янне спину, кусала его за грудь, чувствуя металлический привкус крови, а он не сопротивлялся, делая вид, что истязания доставляют ему удовольствие. В ту ночь он был для нее крепкой эрегированной плотью.

Янне вернулся домой через месяц. Она была вся в работе, занималась делом Марии Мюрвалль, а выходные проводила в беседах с коллегами из полиции города Муталы, расследовавшими этот случай.

Туве существовала где-то рядом. И случилось то, что случилось.

— Она никогда не бывает дома. Ты заметила? — спросил Янне в один из апрельских вечеров, когда у них у обоих был выходной, а Туве поехала в город, в кино.

Но Малин не обращала на это внимания, да и где ей было это заметить, если она сама редко бывала дома.

Они говорили о том, что нужно сходить в семейную консультацию или к психотерапевту. Много раз Малин стояла с телефонной трубкой в руке, собираясь позвонить доктору Вивеке Крафурд, обещавшей ей бесплатный прием. Но язык словно парализовало.

Весной Форс снова наблюдала, как они работали вместе, отец и дочь, но сама она присутствовала с ними только телесно, мысли ее были заняты разбором запутанного случая убийства во имя чести.

— Как, черт возьми, отец мог приказать сыну убить свою собственную дочь и его родную сестру? Янне, ты мне можешь сказать?

— Ты не пьешь текилу сегодня вечером.

— Ненавижу, когда ты читаешь мне наставления. Тогда возникает чувство, будто я твоя собственность.

Линчёпинг охвачен ледяным дождем.

Собственно говоря, что такое этот город, если не куколка, в которой, словно личинка, созревает человеческая мечта? Бок о бок пробираются люди вперед по жизни в пятом городе королевства. Они смотрят друг на друга, судят, пытаются любить, несмотря на все свои предубеждения. «Люди в Линчёпинге хотят как лучше, — думает Малин. — Но когда существование большинства сводится к постоянной борьбе за то, чтобы сохранить работу и раздобыть денег до конца месяца, в то время как меньшинство имеет все в изобилии, вряд ли имеет смысл говорить о сплоченности». Люди в городе живут бок о бок, отделенные друг от друга только невидимыми линиями, разделяющими районы на карте. Из-за оград роскошных вилл можно докричаться до кварталов, построенных по программе «Миллион»,