Осенний квартет - [61]

Норман сам вмешался в раздумья Эдвина и попросил его совета насчет того, что, видимо, не давало ему покоя.

— А платья и прочие вещи, что мне со всем этим делать?

— О чем это вы?

— О платьях Марсии и о ее домашних вещах. Правда, племянник, тот, который в кафтане и с бусами, кое-что взял, но предупредил, что его мамочка не желает с этим возиться и что я могу поступать с вещами Марсии как мне угодно. А я… я вас спрашиваю! — Норман с яростью поддел ногой корзинку для бумаг.

— Вы не советовались с соседкой и с той из патронажной службы, которые были на похоронах?

— С этой сексуально озабоченной блондиночкой и с сучкой-командиршей из благотворительниц? — Раздражение подбавило ярких красок в словарь Нормана. — Еще чего! Стану я с ними связываться!

— А что, если поговорить в тамошней церкви, может, у них найдутся желающие?

— Ну, конечно! Разве от вас дождешься другого совета? Не сомневаюсь, что ваш приятель, отец Г., пришел бы на помощь!

— А что? И придет! — сказал Эдвин, занимая оборонительную позицию. — Старье очень хорошо берут на распродажах.

— Старье? Благодарю покорно. Значит, по-вашему, вещи Марсии подходят под этот разряд?

— А вы вспомните, последний раз, когда мы встретились, вид у нее был довольно странный… — начал было Эдвин и замолчал. Эти бессмысленные препирательства никуда не приведут. Может быть, в воспоминаниях Нормана Марсия изменила свой облик — стала милой женщиной с серебристыми волосами, с мягким выражением лица — такой, как описала ее на смертном одре старшая сестра? — А вы не думали обратиться к Летти? — спросил он. — Я уверен, она не откажет.

— Да, это мысль дельная. — Норман был явно благодарен ему за такой совет. Лучше так, чем звать чужого человека.

— Но что нам делать со всеми этими молочными бутылками? — спросил Эдвин.

— Понятия не имею, — сказал Норман. — А вы что бы сделали — так и оставили бы их тут?

— Как-нибудь постепенно отделался бы. Выставлял бы каждый день молочнику по нескольку бутылок.

— Давайте сейчас и выставим, — предложила Летти.

— Молочники требуют: сполосни и выстави, — сказал Норман.

— А эти вон какие чистенькие, — отметил Эдвин.

— Марсия, наверно, рассердилась бы на нас за это, — сказала Летти. — Она, видно, с какой-то целью собирала и хранила их в сарайчике в таком порядке, такими идеально чистыми.

Все трое они с интересом провели полдня в доме Марсии, разбирая ее вещи. Летти больше всего удивило количество одежды, рассованной по шкафам и комодам, — платья тридцатых годов и еще более давние, те, что теперь опять входят в моду; некоторые явно принадлежали еще матери Марсии. Платья, которые Марсия сама носила в молодости, до того, как они с ней познакомились. Были там вещи, купленные сравнительно недавно, большинство, неизвестно почему, ни разу не надеванные. Берегла ли она их на какой-то особый случай, который так и не представился? Теперь этого уже не узнаешь.

Они начали свою работу с верхнего этажа, а когда спустились вниз, на кухню, то еще больше удивились, открыв стенной шкаф и обнаружив там настоящую выставку консервных банок.

— Зачем она столько всего накупила? — воскликнул Эдвин.

— А вы сами разве консервы не покупаете? — Норман сразу перешел в оборону. — Ничего удивительного в этом нет.

— Но она будто никогда ничего не ела, — сказала Летти.

— Сама говорила: «Я много не ем», — напомнил им Норман.

— Наверно, расчетливая была, как миссис Тэтчер, — сказал Эдвин. — Цены-то все время подскакивают…

— И будут подскакивать, кто бы ни стоял у власти, — отрезал Норман.

— Так все замечательно подобрано, одно к одному, и в таком порядке, — сказала Летти, не скрывая своего удивления. — Мясные консервы, рыбные, фрукты, а вот тут супы, запеканки, паштеты…

— Все на легкий ужин, — сказал Норман. — Я очень люблю запеканки. Они меня спасали, когда я возился с зубами.

— Представляю себе! — сказала Летти, теперь вся сочувствие.

— Я так считаю, пусть Норман забирает все это себе, — сказал Эдвин. — Если ее родственница со своим сыном разрешили вам распоряжаться тут…

— Сыну все-таки нужно кое-что дать… Молодой человек — хиппи, ютится в хипповом пристанище. Эти банки будут ему весьма кстати. Он, к счастью, не подозревает, сколько их тут. И давайте сами возьмем по несколько штук, — сказал Норман.

Нерешительно, потому что им было как-то неловко хозяйничать в шкафу Марсии, они, все трое, стали отбирать себе консервы. Выбор в какой-то мере отвечал склонностям каждого. Эдвин взял ветчину и тушенку, Летти — креветки и компот из персиков, Норман — супы, сардины, фасоль и запеканки.

Потом в нижнем углу шкафа они обнаружили бутылку хереса, неоткупоренную. Это был кипрский херес, изготовленный, как вас уверяют, из винограда, произрастающего в виноградниках, которые принадлежали когда-то царице Савской.

— Откупорим? — спросил Норман. — Скажите, а вам не кажется, что она припасла это нам, может быть, на такой вот случай?

— Вряд ли она могла представить себе, что мы соберемся здесь, — сказала Летти. — Соберемся, и без нее.

— Давайте послушаемся Нормана, — сказал Эдвин. — А что, если Марсия предвидела столь исключительные обстоятельства и так все и задумала? — Может, правильно он это истолковал, потому что не каждый день такое случается. И в самом деле, подумал он, если кто-нибудь и способен разгадать, что рисовала себе, что задумала Марсия, если кто-нибудь мог проникнуть в ее тайну, так это только Норман.