Осенний бал - [85]

Придя домой, Аугуст Каськ со злорадством услышал, что воздушный шар американца Эдварда Джоста дал течь и опустился в океан недалеко от Азорских островов. Кроме того, его стало сносить ветром обратно по направлению к Америке. Лететь еще оставалось 1200 километров. Старика приняло на борт торговое судно и доставило его в Гибралтар. Поделом тебе, подумал Аугуст Каськ про Эдварда Джоста, нечего дурака валять на старости лет.

3

В окно Мауреру был виден кусочек моря. Но не во всякую погоду, не когда туман. До моря все равно было далеко. Что там творится, не было видно. Какой ветер, какие волны. Причалы закрывали главное. К морю архитектор приморского города попадал лишь тогда, когда уезжал из этого города.

Четыре года назад он побывал в летнем лагере архитекторов далеко на западном побережье. На самом деле это был никакой не лагерь, потому что море было уже холодное, только солнце еще пригревало. Сентябрьские шторма были еще впереди.

После лекции он гулял по берегу с одной секретаршей. Белые гребни волн в темно-синем просторе впечатляли. Маурер дышал полной грудью. В руке у него был спиннинг. На самом деле рыбу он ловить не умел, но спиннинг во время прогулок служил необходимым алиби. И для него самого тоже, потому что просто так гулять Маурер не умел, хотя и не прочь был бы научиться. А так все видели, что Маурер пошел на рыбалку, а не ухаживает за женщиной. Маурер и сам не знал, на рыбалку он пошел или ухаживать. Рыбу-то он не ел. Что же забросило его к осеннему морю, под поздние теплые солнечные лучи, с красивой женщиной, со спиннингом в руке? Может быть, догадка о быстротечности жизни, может быть, подсознательное желание выловить из анонимных глубин океана огромную рыбу и посредством этого конкретизировать себя, свою жизнь и желания? Ведь в начале были лишь воды, над которыми витал божественный дух. Тогда налицо были все возможности. Из моря поднимались острова, рыбы на миг выскакивали из волн и шлепались обратно. Бог знает, что и сейчас там в глубине, никогда не знаешь, что прицепится к спиннингу. Рыжеватые пышные волосы женщины развевались на ветру. Она была очаровательно глупа, но, видимо, Маурер считал ее глупее, чем она была на самом деле. По-мужски что-то мыча про себя, размахивая спиннингом, Маурер шагал впереди, а она семенила следом. Лагеря уже не было видно, они миновали крайний выступ мыса. Теперь уже можно было замедлить шаги, но Маурер ничего не замечал, он даже прибавил шагу. Лишь когда женщина попросила идти потише, ей было трудно на высоких каблуках, Маурер остановился. Он положил спиннинг на камень и отметил, что на море нет ни единого суденышка. Сядем, предложила женщина. И вот они сидели на камне, одни в целом мире. Мауреру было тридцать пять, женщине столько же, один раз была замужем, детей нет. Маурер подумал, не жениться ли ему на ней, она явно была не против. Маурер отнюдь не был человеком чувств, он был во всех отношениях нормальный мужчина, а ей такой и был нужен. Что это там? — вдруг спросила женщина и выпрямила спину, так что ее большая красивая грудь выдалась вперед, завладев благожелательным взглядом Маурера прежде того, на что она показывала рукой. Там какая-то изгородь, видишь? Маурер старательно присмотрелся и увидел низкую, уходящую под воду изгородь. Пошли посмотрим, предложил он и взял женщину под руку.

Там действительно была какая-то странная изгородь. Она шла сверху из леса, спускалась по косогору вниз через гальку и клочки фукуса, уходила в море и скрывалась под водой. Состояла она из одной планки на столбиках. Маурер заколебался, стоит ли заходить за нее, а вдруг там какое-нибудь минное поле? Они стояли на совершенно пустынном берегу. На километр во все стороны не было видно никаких признаков человека. Даже полей не было: западная окраина, Голый Берег, если хотите. Единственным населенным пунктом здесь был их лагерь, но место его как раз и было выбрано с учетом, что ландшафт тут пустынный. Архитекторам так осточертела архитектура, что они предпочли эту пустошь и ночевали в палатках. Что же могла значить эта изгородь? Что она огораживала и от чего? Что было по одну сторону и что по другую? По какой стороне не следовало ходить? Может, по обе стороны? Может, следовало ходить только по границе? Маурер было подумал, что надо бы пройти вглубь берега вдоль загородки, тогда, может, что-нибудь прояснится. Для овец, наверно, объяснил он небрежно. А почему она в воду уходит? — спросила женщина. Ее полные сочные губы разошлись в улыбке. Чтобы овцы не уплыли, пояснил Маурер, они отлично плавают. Он был горожанин и никогда не видел, чтобы овцы плавали, но было очевидно, что овцы плавают. Ему запомнилась одна фраза из какой-то книги: женщины погнали овец купаться. Чтобы женщина не спросила еще чего-нибудь, Маурер притянул ее к себе и начал целовать. Женщина так широко раскрыла рот, как Мауреру в жизни не приходилось видеть. А рот у нее и так был большой. Это была зрелая женщина. Маурер подумал, что возьмет ее. Он остановился, чтобы перевести дух, а женщина бросилась бегом вверх на гору. На бегу она обернулась и крикнула игриво: лови! В лес зовет, удрученно подумал Маурер, не слишком ли у нее все быстро, может, не стоит жениться? Он схватил спиннинг и побежал следом. А она, смеясь во весь свой большой рот, уже скрылась в лесу. Маурер шел следом среди деревьев, но где она там в сумраке, не было видно. Были какие-то белые грибы с восковым налетом, целая куча. Таких грибов Мауреру никогда брать не приходилось. Тут она выскочила из-за елки и прыгнула ему на спину. Она была крупная, плотная, и Маурер закачался под ее тяжестью. Вези, прошептала она, я хочу на тебе покататься. Куда? Вдоль загородки, посмотрим, что там есть, потребовала всадница. Таща женщину на спине, Маурер пошел по опушке. Изгородь вела в лощину, потом снова на взгорок. Сам Маурер опять увидел грибы, но наклоняться, чтобы их разглядеть, не было возможности. Еще ужасно мешал спиннинг, цеплявшийся за кусты ольшаника. Потом они шли по болотине, потом опять наверх.