Осенний бал - [55]

Итак, архитектор Маурер происходил совершенно из иной среды, нежели та, которую он сам создавал. И все же дешевую ностальгию он в себе не раздувал. Правда, послевоенные юношеские годы он вспоминал с известным умилением. Там были вещи, теперь казавшиеся утраченными безвозвратно. Воздух был чище. В окна светило яркое летнее солнце. Сновали туда-сюда молочные автофургоны. На улицах орудовали граблями дворники. В огородах сверкали на луковых стеблях капли росы. Крупные астры, плотные тыквы, пахнущая хлоркой вода, соленья в подвале на полках, глобальная бескомпромиссность, трогательные коробочки, внушающие доверие неоклассицистские здания, ароматное постельное белье, конусы зеленого сыра, мороженое пятнадцати видов, пиво десяти сортов. Угорь, грузинские столовые вина, музыка Раймонда Валгре. Видимо, вспоминаю обо всем этом, как всякий стареющий мужчина, подумал Маурер.

Он не ел рыбу. Это была самая большая его странность. Он сам так говорил. От рыбы его не начинало тошнить, просто она ему не нравилась. Когда-то он употреблял только самую жирную рыбу, у которой не было специфического рыбного запаха. А вот к ухе или к жареной рыбе он испытывал отвращение. Никогда в жизни рыбу есть не буду, еще ребенком сказал он матери. А что будешь делать? — спросила мать. Буду города строить, пророчески сказал Маурер, будто тут была альтернатива.

И представьте, предсказание сбылось! Он стал строителем и поныне не ест рыбы. Строил он увлеченно. Без отдыху. Не мог себе этого позволить. Дело в том, что у Таллина есть одна страшная тайна. Кончить строить Таллин нельзя. Иначе, согласно легенде, из озера Юлемисте выйдет старичок Юлемисте и затопит город. Истоков этой легенды Маурер не знал, мотив же представлялся ему межнациональным. Конечно же озера и озерные правители вовсе не ждут, пока будут выстроены города. Они, как известно, карают и загрязнителей среды, уничтожают оскверненные грехом города, а порой обрушиваются на кровосмесителей (так, например, возникло озеро Валгъярв). Доктор Аннист предположил, что заключенный с озером при основании Таллина договор мог быть чем-то вроде обещанной озеру жертвы. Мог тут быть и более реалистический подтекст: озеро Юлемисте расположено выше города и действительно угрожало Таллину затоплением, точнее, угрожало перелиться через него, причем трижды (1718, 1867, 1879). Это в те времена, теперь же дело движется вроде бы в обратном направлении. Город не будет затоплен и не канет в море по другой причине. Он поднимается из воды — на 3 мм в год. И архитектор Маурер следил за этим невероятно медленным, но неотвратимым поднятием суши. Слышал он и о том, что шведское побережье (за морем) понижается. Земля начинает ломаться, думал Маурер, через несколько миллионов лет здесь, очевидно, возникнет высокий горный хребет. Понимал Маурер и то, что, поскольку есть в мире вещи, очевидные на все сто процентов, пусть статистики говорят что угодно, то он, Маурер, наверняка этих гор не увидит.

Архитектору Мауреру было сорок лет. Он жил с женой, ходил на работу. Спал дома. Ел, пил, был как все люди. Он был еще не старик, но рыбачил один в Гольфстриме. Жена была его старше, а выглядела моложе, особенно когда наведет красоту. Никаких хобби у Маурера никогда не было. Он ловил рыбу. Он мстил рыбе за то, что она ему не нравилась. Пробовал он собирать корабли в бутылках, но однажды его поразила мысль, что кораблям ведь не место в бутылках, с таким же успехом можно было собирать в бутылках самолеты. Еще он разжигал огонь, глядел на пламя. Но в последние годы он постепенно отказался от ненужных занятий. Теперь он во всем искал полноты.

4

Лаура помнила, как сломала однажды телевизор. Это было ужасно. За несколько дней до этого аппарат стал трещать, из него пошел дымок. Лаура знала, что это огнеопасно, но телевизор не выключила. Временами экран затягивало на несколько минут частыми линейками. Звук заглушало треском. Но потом изображение опять набирало силу, показывало правильно и звук тоже исправлялся. Но через пару дней и этому пришел конец. Ток пропал совсем, из усилителя, даже если к нему прижаться ухом, не доносилось ни звука. Лаура сама работала на телефонной станции, но в технике не настолько разбиралась, чтобы понять, что там произошло. Несколько дней в доме было пусто, уныло. Потом Лаура попыталась снова включить телевизор, надеясь, что он сам исправится, но безрезультатно. Пришлось вызвать мастера, с ее же работы. И вот в телевизоре открыли заднюю стенку. Лаура впервые увидела, как телевизор выглядит изнутри. Она увидела, как много надо другому человеку пройти всяких узлов и проводов, прежде чем появиться перед нею. Мастер охотно отвечал на Лаурины вопросы. Он показал ей пару десятков ламп и объяснил, для чего каждая лампа. После этого телевизор опять заработал.

Лауре было лет тридцать. Жила она в Мустамяэ в двухкомнатной квартире. Далеко-далеко между домами она видела кусочек моря, какую-то долю сантиметра. По вечерам она сворачивалась на диване клубком, укрывала колени красным пледом и смотрела телевизор. Обычно у нее была запасена бутылка шерри или клубничного ликера. Во время передачи она наливала рюмочку и потягивала себе не спеша. К ликеру ей нравилось прикусывать конфетку. Хотя она жила одна, без мужа, страшно ей не было. Она редко чего пугалась. Иногда чувствовались вроде как бы удары по дому. Какого они происхождения, Лаура не знала. Как будто какое-то огромное существо ударило по панельному дому хвостом. Может, кто-нибудь его раздразнил? Один раз было сущее землетрясение. Тут уж Лаура напугалась, потому что точно знала, что в Эстонии землетрясений не бывает. Дом вроде пошатнулся, даже кофе из чашки выплеснулся. Но панели на этот раз устояли. А если землетрясение, что тогда будет с Мустамяэ?