Осенние дожди - [14]
Бригадир глядит на меня так, как глядят, прислушиваясь к неожиданным дальним звукам: напряженно и с удивлением.
— Послушайте, товарищ...— Алексей медленно бледнеет.— Вы, собственно, с какой целью сюда приехали?!
— Это имеет значение? — Мы смотрим друг другу в глаза. Глаза у него яростные, их голубизна потемнела.— Писать.
— Что... писать? — оторопел Алексей.
— Еще и сам не знаю. Может, повесть. Может, пьесу. Скорее, пьесу.
Классическая немая сцена. Алексей, по-моему, даже забыл, о чем он начал говорить. Скажи человеку, что ты бухгалтер, прокурор, зубной-техник — поверит, ни сомневаться, ни расспрашивать не будет. А стоит сказать — писатель, как возникает вот такая всеобщая неловкость.
Первым приходит в себя Борис.
— Здо-рово! — произносит он.— Под одной крышей, в одной комнате. Начни рассказывать — не поверят!
Ох, ответил бы я сейчас ему, но в это мгновение рывком, широко распахивается дверь, и на пороге возникает нечто. Именно нечто. Оно крохотного росточка, с головою укрыто кухонной клеенкой, по которой на порожек стекает рыжая вода.
Глава четвертая
— Здрасте, здрасте,— певучим голосочком восклицает нечто, скидывает клеенку и оказывается девчоночкой лет шестнадцати — семнадцати, с трогательной светло-рыжей челочкой, вздернутым носиком и чуть раскосенькими плутоватыми глазами.
— Здорово, если не шутишь,— за всех отвечает бригадир и почему-то усмехается.
А девчоночка вдруг картинно приседает в реверансе перед Алексеем и все тем же детским голоском произносит:
— Коннитива, Алеша-сан! Гокиген икагадэсука? [1]
— Коннитива, Варюха,— смеясь, отвечает Алексей.— Ничего поживаю.— И жестом приглашает: — Садись к столу, хозяйкой будешь.
— Аригато,— качает головой Варюха.— Спасибо.
Но Алексей не отстает:
— Чего там — аригато. Небось голодная с утра, а все скромничаешь.— Он спохватывается и представляет мне: — Это наша Варюха. Посыльная при конторе. Варюха, поздоровайся с дядей.
Девчушка делает реверанс и передо мною. И почему-то говорит:
— Сумимасэн. Извините.
При этом она улыбается всем своим лицом. Глазами, губами. Взлетом тоненьких выщипанных бровей. Ямочками на пухлых щеках.
— А это на ней боты,— неумолимо продолжает Алексей.— Японские. Варюх, показала бы клеймо!
Девчушка хитренько смеется и тянет, будто песенку:
— Вакаримасэн. Не понимаю.
— Откуда вы знаете японский? — удивляюсь я.
Но Алексей хохочет:
— С чего это вы взяли? Мы с нею просто так, от нечего делать, договор заключили: кто быстрее вызубрит русско-японский разговорник. Уж очень там слова... неудобные,— и он улыбается девчушке заговорщически: — Было дело, Варюха?
Та молча кивает, подсаживается к столу, курносым носом нюхает: что там осталось на сковородке? Морщится.
— Неужто не нравится? — удивляется Лукин.— А нам вроде ничего.
— Сумнмасэн, — говорит Варюха. — Извините. — И, сбившись с тона, удивленно восклицает: — С утра водку дуете?
Серега испуганно округляет глаза:
— Ты что, Варюха! Скажешь. Это же «Мартель» — лучший французский коньяк.
Борис начинает пододвигать консервы, ломти хлеба — все, что есть съедобного на столе, говорит в тон Сереге:
— А вот, пожалуйста, лимоны, устрицы, омары. Не желаете?
— О, «Мартель» не в моем вкусе. И потом, врачи назначили мне диету.— Она решительно отодвигает стул, встает: — Лешенька-Леша, можно тебя на минутку?
— Давай при всех,— рассмеялся Лукин.— Все равно слышим.
— Слышите, да не видите. — Она отвела Алексея в угол, жаркой скороговоркой пробормотала: — Велено передать — будут ожидать. Ждут ответа, как соловей лета.
— Пон-нятно,— протянул Борис. — Почтамт заработал. Неужели из-за этого шла? — Борис кивнул на записку.— Там же реки разливанные!
Варюха растерянно заморгала:
— Вот тебе и коннитива! Дура непричесанная, надо же, так бы и ушла...— Она круто повернулась к Лукину: — Дядька Черномор, прораб велел явиться. Одного, говорит, пусть оставят дневалить, остальным — аллюр три креста. А что это такое — аллюр три креста?
— Тайный шифр, тебе не понять.— Лукин нехотя поднимается из-за стола.— Что это ему приспичило? Полчаса не прошло, как виделись.
— А мне не докладывают,— отозвалась Варюха и напомнила Алексею: — Так как: передать что, нет?
— Передай, что в дождливое лето соловьи не поют,— жестковато усмехнулся тот.
Варюха вскинула голову:
— Ну да, чтоб она опять полдня ревела? — Словно ища поддержки, повернулась в нашу сторону. — Тихоня... Что-нибудь этакое загадочное завернет, а нам потом за валерьянкой бегать. Не понимаю, что она в нем нашла?
— Сами удивляемся,— поддакнул Борис.— Мало ли девчонок на стройке?
Серега фыркнул в кулак.
— То ли дело его Лариска!
— А что — Лариска? — вскинулся Борис.— Она-то тут при чем?
— Молчи, сердцеед! — Серега дурашливо затянул: — «Ох, не ходите, девки, замуж...»
— Вот такие дела, Варенька,— заключил Борис.
А та почему-то неожиданно обиделась.
— Смотри,— погрозила Борису.— Уведут Лариску из-под носа — обхохочемся.
— Ах, коварное существо,— притворно возмутился Борис. — Сгинь!..
— Варенька, рыбонька,— вмешался Алексей.— А и верно: не пора ли тебе. Мужское общество, табачный дым: Детям это вредно.
— Анюта, Анюта, кого ты полюбила? — трагически воскликнула девушка.— Раз вы так, не буду больше записок носить! Хоть погибайте от своей любви. И словарь с тобой, Алеша, зубрить не буду! — Она зачем-то поклонилась в мою сторону.— Гомэн кудасай. Прошу прощения.
В книгу Георгия Халилецкого (1920—1977) входят повести «Аврора» уходит в бой» и «Шторм восемь баллов». В основе повести «Аврора» уходит в бой» — документы, мемуары и дневники моряков, служивших на славном крейсере во время русско-японской войны. Автор описывает беспримерный поход русской эскадры из Балтийского моря в Тихий океан. В повести «Шторм восемь баллов» изображен один из трудных рейсов посыльного судна «Баклан». Сорок лет плавает «Баклан», выдержал не один бой, и восьмибалльный шторм для него нелегкое испытание.
Впервые — журн. «Новый мир», 1928, № 11. При жизни писателя включался в изд.: Недра, 11, и Гослитиздат. 1934–1936, 3. Печатается по тексту: Гослитиздат. 1934–1936, 3.
Валентин Григорьевич Кузьмин родился в 1925 году. Детство и юность его прошли в Севастополе. Потом — война: пехотное училище, фронт, госпиталь. Приехав в 1946 году в Кабардино-Балкарию, он остается здесь. «Мой дом — не крепость» — книга об «отцах и детях» нашей эпохи, о жильцах одного дома, связанных общей работой, семейными узами, дружбой, о знакомых и вовсе незнакомых друг другу людях, о взаимоотношениях между ними, подчас нелегких и сложных, о том, что мешает лучше понять близких, соседей, друзей и врагов, самого себя, открыть сердца и двери, в которые так трудно иногда достучаться.
Василий Журавлев-Печорский пишет о Севере, о природе, о рыбаках, охотниках — людях, живущих, как принято говорить, в единстве с природой. В настоящую книгу вошли повести «Летят голубаны», «Пути-дороги, Черныш», «Здравствуй, Синегория», «Федькины угодья», «Птицы возвращаются домой». Эта книга о моральных ценностях, о северной земле, ее людях, богатствах природы. Она поможет читателям узнать Север и усвоить черты бережного, совестливого отношения к природе.
В книгу известного журналиста, комсомольского организатора, прошедшего путь редактора молодежной свердловской газеты «На смену!», заместителя главного редактора «Комсомольской правды», инструктора ЦК КПСС, главного редактора журнала «Молодая гвардия», включены документальная повесть и рассказы о духовной преемственности различных поколений нашего общества, — поколений бойцов, о высокой гражданственности нашей молодежи. Книга посвящена 60-летию ВЛКСМ.
Новая книга Александра Поповского «Испытание временем» открывается романом «Мечтатель», написанным на автобиографическом материале. Вторая и третья часть — «Испытание временем» и «На переломе» — воспоминания о полувековом жизненном и творческом пути писателя. Действие романа «Мечтатель» происходит в далекие, дореволюционные годы. В нем повествуется о жизни еврейского мальчика Шимшона. Отец едва способен прокормить семью. Шимшон проходит горькую школу жизни. Поначалу он заражен сословными и религиозными предрассудками, уверен, что богатство и бедность, радости и горе ниспосланы богом.