Осень в Шотландии - [40]

Предок Диксона был ниже ростом и стройнее, но лица их имели поразительное сходство, пожалуй, только нос Диксона был покороче, чем у первого графа.

С тех пор как Диксон был здесь в последний раз, он повидал мир, изучил себя и людей, познал свои слабости и достоинства. Однако сейчас он ощутил странное одиночество, словно ему опять было пятнадцать лет и пора было уезжать в школу. Он пришел тогда в склеп, охваченный безнадежной тоской по ушедшим родителям, по дому, который мог бы назвать своим.

В Балфурине для него не было будущего, пришлось отправляться в далекие края, чтобы через десять лет, совершив полный круг, вновь вернуться на это место.

Сейчас Диксон впервые задумался о характере первого графа Марна. Мучился ли тот неуверенностью? Сомневался ли в своих действиях? Думал ли о собственном пути в жизни? Ощущал ли вину за свои поступки? Воюя за свое графство и свои земли, совершал ли дела, в которых потом раскаивался?

Или он никогда не знал мук совести? Действовал лишь благородно, а свое дело считал чистым и безупречным?

Первый граф Марн стал основателем династии, которая кончалась на Джордже. Несмотря на все его ошибки, его эгоизм и другие пороки, Джордж последний из семьи. Плохо, что его нет в Балфурине.

– Хозяин, здесь живут привидения.

Диксон оглянулся и увидел, как по ступеням осторожно спускается Мэтью.

– А как же! Это же склеп.

– Конечно, но здесь призраки не прикованы к месту захоронения, они шляются, как бездомные собаки.

Диксон улыбнулся:

– Мэтью, мы все равно здесь останемся, хоть тебе и не нравится Балфурин.

Мэтью пожал плечами:

– Я не желаю влиять на ваше решение, господин, просто сообщаю вам то, что знаю.

– Ты не можешь знать о призраках.

– Я же из Пинанга, господин. Мы ближе к миру духов.

– Ты когда-нибудь замечал, что снимаешь и надеваешь свою национальность как халат, по мере надобности? Иногда ты – уроженец Пинанга, а в другие дни счастлив жить по европейским обычаям.

– Я подлаживаюсь под окружающих, – ответил Мэтью, озираясь вокруг. – Не будет ли грубо спросить вас, зачем вы сюда пришли?

– Боюсь, это просто глупость с моей стороны. Навещаю любимые места. Может, найду клад. Говорят, мои предки спрятали сокровище для своих потомков, чтобы те воспользовались им в нужде.

– Вы думаете, это сокровище связано с исчезновением вашего кузена?

– Сейчас я пока не знаю, что думать, – признался Диксон.

– Мейзи считает, что вы, то есть он, сбежали от графини. Вы тоже так думаете?

– Такое возможно. Видимо, Джордж не изменился с тех пор, как я покинул Шотландию.

– Значит, вы попытаетесь найти своего кузена? – спросил Мэтью.

– А что, есть дурные предзнаменования? Рассерженные куры, бешеные ураганы, знаки на чайных листьях?

Мэтью лишь покачал головой.

– Давай, – настаивал Диксон, – расскажи мне. Лучше известная опасность, чем неясные подозрения, ведь так?

– Я видел лишь то, что меня смутило. Видел радость и процветание для вас, но связанное с какой-то опасностью. И я не знаю, что победит – радость или угроза, но она существует. Вы должны быть очень осторожны.

– Тогда будем надеяться, что радость компенсирует нам все беды. Нам обоим не помешало бы получить побольше радости.

Мэтью помолчал, но потом все же ответил:

– У меня уже была великая радость в жизни, господин. Не связанная с внешними обстоятельствами. Мое внутреннее «я» познало великое спокойствие.

– Мэтью, ты лучше меня, – объявил Диксон. – Я тоже стремлюсь к спокойствию духа, но меньше, чем к физической радости. Предпочтительно – с милой женщиной. – И он ухмыльнулся при виде выражения на лице собеседника. Во многих вопросах Мэтью был неисправимым ханжой. – Ты думаешь иначе?

– Мне нечего предложить женщине, господин. Моя кровь проклята.

– Это миссионер так сказал.

Мэтью бросил на хозяина быстрый взгляд.

– Благодарение Богу, мне нет нужды хранить такую чистоту! – воскликнул Диксон. – Уверен, в моей родословной найдется пара-другая ирландских девиц, а также одна-две англичанки. Кто знает, возможно, первый граф Марн был скандинавом?

– Вы смеетесь надо мной, господин.

– Конечно, смеюсь, – отвечал Диксон.

– Вы не понимаете.

– Понимаю, Мэтью, понимаю. Просто не желаю принять. В этом вся разница. – Он развернулся и пошел к выходу из склепа. – Ты воздвиг стену между собой и счастьем.

– Вы сделали то же самое, господин.

Диксон не желал сейчас обсуждать свою жизнь, однако Мэтью, начав, и не думал оставлять эту тему.

– Вы из тех, кто не может себя простить, хозяин. Никто не винит вас в ее смерти, только вы один.

Диксон замер на месте, испытывая желание запретить Мэтью упоминать ее имя. Наверное, его секретарь прав – в этом месте действительно водятся привидения и духи. Диксону показалось, что он почти видит Аннабеллу. Рот недовольно искривлен. В глазах блестят слезы.

Сейчас не время тревожить ее дух.

– Она вверилась мне. Я должен был ее защитить.

К счастью, Мэтью промолчал.

Пока они возвращались в Балфурин, Диксон размышлял, не сводился ли замысел Мэтью к тому, чтобы заставить его, Диксона, умолкнуть. Если так, то план сработал. Он больше не станет рассуждать о возможности счастья для Мэтью, а секретарь не будет упоминать об умершей жене Диксона.