«Осень в горах» Восточный альманах. Выпуск седьмой. - [80]

— Да, прости меня, я раскаиваюсь, — повторит Мудрец и рассказал о том, что Оуян хотел ночью кого–то зарезать — наверное, Ван. — Что же мне теперь делать? Если он и в самом деле ее убил, то об этом даже говорить страшно! Если же он собирался зарезать Ли Цзин–чуня, то беднягу надо предупредить, ведь он слабее Оуяна! Посоветуй ради бога, как быть!

— Гм, — произнес Мо Да–нянь после долгого раздумья. — Лучше посоветуйся с самим Ли Цзин–чунем, я очень верю в его здравый смысл.

— А он не прогонит меня?

— Ни за что! Он не такой человек! Впрочем, если тебе неловко к нему идти, я позвоню ему и он придет к тебе сам. Он наверняка захочет помочь, когда узнает о твоих терзаниях. Ну что, подходит тебе мой план?

— Еще бы! Давай так и сделаем…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Мудрец по–прежнему томился в своей комнате, когда за окном послышался крик:

— Старина Чжао!

— А, это ты, старина Ли?! Входи, входи.

Через некоторое время Ли Цзин–чунь толкнул дверь и вошел, вытирая со лба пот. Он пожал Мудрецу руку и от этого пожатия у Чжао сладко заныло сердце.

— Послушай, не думай обо мне плохо, я раскаиваюсь во всех своих поступках, — тихо сказал Мудрец. — А что с барышней Ван?

— Не беспокойся, она сейчас вне опасности.

Ли Цзин–чунь снял халат и устало опустился на стул.

— Старина Чжао, дай мне воды, а то очень жарко сегодня.

— Холодный чай пойдет?

— Вполне.

— Скажи, Оуян не пытался лезть с тобой и драку?

Ли Цзин–чунь спокойно допил чай и усмехнулся:

— Нет! Он не посмел бы. Наши храбрецы научились у иностранцев только пользоваться женщинами, а не уважать их. Вот если бы Оуян действительно полез драться, я показал бы ему, как должен мужчина защищать женщину! Хоть руки у меня и тонкие, но умереть я способен с честью. А Оуян просто трус!

Мудрец опустил голову и промолчал.

— Послушай, — продолжал Ли Цзин–чунь. — Откровенно говоря, я пришел к тебе с просьбой, а вовсе не для того, чтобы рассказывать о Ван. Можешь ты сделать для меня одну вещь?

— Конечно, старина. Ведь я прожил больше четверти века, а так ничего дельного и не совершил.

— Хорошо, тогда слушай. — Ли Цзин–чунь, уже немного остывший после улицы, снова надел халат. — Только дай мне сначала договорить до конца, а потом уже отвечай. Я ведь человек горячий и люблю высказать сразу все.

— Говори, я не буду тебя перебивать.

— У меня сейчас есть два важных дела, но без чьей–либо помощи мне с ними не справиться, поэтому я и обратился к тебе. Первое дело касается У Дуаня, тут–то я и надеюсь на твою поддержку. До меня дошла весть, что он и несколько его сослуживцев хотят продать американцам Храм неба! Американцы не прочь разобрать этот храм и вывезти его к себе, а муниципалитет собирается на вырученные деньги построить на том же месте европейское здание… Знаешь, какой У Дуань человек? Скажи ему, что сейчас в моде толстяки, он тут же надает пощечин собственному отцу. И не потому, что не любит отца, а чтобы его лицо стало толще! Для него главное — внешняя сторона дела. Снести Храм неба он наверняка хочет не ради денег, а чтобы продемонстрировать свои «деловые» способности.

Сейчас, когда страна обессилена до предела, наш престиж могут поддержать только памятники старины. И мы должны стыдиться того, что не только не реставрируем их, но и с легкостью разрушаем! Неужели мы не способны оценить подлинную красоту, а иностранцы способны, и в такой мере, что готовы купить и перевезти к себе целый храм?! Вы с У Дуанем в добрых отношениях, поэтому я и прошу тебя: попробуй его урезонить. Получится — хорошо, не получится — во имя чести родины не грех и разделаться с ним. Я не люблю действовать силой, но некоторых глупцов иначе не образумишь. Только смотри не шуми зря. Понимаешь? Если устроить демонстрацию и выйти с флагами на улицу, нас чего доброго обвинят в том, что мы получили взятку от англичан и именно поэтому не хотим продать Храм неба американцам! Тогда судьба храма решена. По–моему, У Дуаня нужно попытаться урезонить, а если не выйдет, то убить. Так мы заставим отступить остальных — ведь подонки ужасно боятся смерти! Когда же все узнают, что мы убили не кого–нибудь, а нашего друга, то поймут, что это было сделано на благо общества.

Ты можешь усомниться: стоит ли проливать кровь ради сохранения какой–то древности. По–моему, безусловно стоит! Каждый народ должен гордиться своей историей, эта гордость — одна из движущих сил национального сплочения, а великие исторические памятники — символ такого сплочения. Между тем у нашего народа нет представления о подлинной гражданственности, поэтому–то англо–французским солдатам ничего не стоило сжечь Парк радости и света [59], а немцам — вывезти оборудование нашей древней обсерватории. Это неслыханный позор! Случись нечто подобное в другой стране, ее народ вряд ли оставался бы равнодушным! Если бы китайцы попытались сжечь английский дворец, англичане всыпали бы им по первое число, не так ли? Да и не только англичане: наверное, любой народ в мире, кроме нашего, не стерпел бы такого позора. Поэтому я и говорю, что ради Храма неба можно пойти и на кровопролитие. Сейчас самое главное — пробудить в соотечественниках патриотизм, уважение к своей стране, потому что народ, не имеющий понятия о гражданственности, все равно что степь — зеленая, бескрайняя, но не способная никого прокормить.