Осень призраков - [39]

– Слезь с меня! – рявкнул Слаповски, но вышло крайне неубедительно.

– Не вопрос, только пусть этот уберет пушку.

Слаповски повернул голову набок. В затылке копошились огненные черви. Фонарик валялся на полу и светил в скат крыши, но Слаповски все равно разглядел темную фигуру, засевшую возле прохода вниз. Фигура никак не походила на призрака. Скорее уж на патрульного Финча.

– Друган, – удивился Слаповски. – Ты что творишь?

– Считай, ключевой вопрос философии, – обернулся Финч. Ровно половина его лица, четко, как по линейке, утонула в грязи. Даже сквозь темноту и дождь Слаповски видел, что Финча колотит нервная дрожь. – На кой черт я сковал тебя наручниками и заставил этого урода сесть сверху?

– Пфффффффффф, – фыркнул Слаповски, как лошадь. – Не дури. Хочешь домой, так бы и сказал. Ну его в задницу, этот дом! Приедем с утра. С собаками…

– Господи, – Финч подставил ладонь под дождь и стал стирать грязь с лица. – Может, ты ему скажешь, что ночь закончится в морге?

– Морг?! – они крикнули хором, Слаповски и тот, что ерзал сверху. Где-то он его слышал. Знакомый голос.

– Ну, печь, – пожал плечами Финч. – Могила. Хрен знает, как вас решат упокоить.

– Братан! – задохнулся Слаповски от искренней любви к Финчу. Он боготворил его. Чистое, неземное существо. Ему казалось, что у Финча изо рта плохо пахнет?! Да он целыми днями готов его нюхать. – Я все понял! Мне пробили голову. У меня глюки. Ты во всем прав. Уходим. Бери меня под руки – и погнали отсюда!

– Стоп! – встрял парень, который сидел на Слаповски. – Спасибо, что вытащил меня снизу. Но на этом – все! Я никуда не пойду. У меня там дело.

– Не думал, что твое дело – там! – может мешать моему?

– Ты тоже?

– А вот это видел?! – взрыв Финча ужасал своей искренностью. Он давно хотел этого. Отошел, задрал до локтя рукава, направил фонарь на свои предплечья, покрутил туда-сюда, чтобы уж точно увидели все. Слаповски так изумился, что забыл закрыть рот. Боль плюнула на запястья и вернулась в зубы. И все равно она проигрывала рукам Финча.

Ожоги ладоней смотрелись баловством, мелочью по сравнению с тем, что пряталось выше. Вываренное до кости мясо, глубочайшие, словно прорубленные долотом шрамы, но самое жуткое – зубы. Из кожи Финча торчали зубы, человеческие и звериные. Они росли прямо из плоти. Резцы, клыки и моляры, некоторые зубы блестели пломбами, другие принадлежали совсем уж экзотическим тварям.

– Да! Я – тоже!

– Матерь Божья, – не верил Слаповски. – Да ты – дерьмовый Антихрист. Я знаю твою семью, тетку – она торгует обувью в Таунчвилле, ты просил подвезти ее до автостанции. Не может такого быть! Ты придуриваешься. Эй! – Слаповски дернулся, подбрасывая свой балласт. – Ты кто? Решили меня разыграть? Парни! Вам удалось. Полные штаны дерьма!

– Берт Райт, сэр. Вы заезжали с мистером Финчем ко мне в больницу. Помните, парень с велосипедом. Меня нашли здесь в подвале.

– И мальчишка! – Слаповски замкнул длинную цепь совпадений. – Эй, Финч, говорил тебе, не зря мы лезем в этот дом. Всё тут.

– Знал бы ты, – опустил жуткие руки Финч, – насколько всё – поехал бы домой.

– Эй, чувак, да ты что?! – Слаповски заметно приободрился. Розыгрыш, конечно, дерьмо, но какое все-таки счастье, что он все понял. – Уф. Сейчас спустимся с холма, завалим втрояка в паб и накатим по двести – только в путь. За мой счет, угощаю!

– Друган, – сказал Финч, и Слаповски прочел в его голосе признание, так слепой узнает пальцами, кто убил Лору Палмер, – здесь нет убийцы. Вернее, он есть, но совсем не тот, кого можно укатать за решетку. Ты все правильно угадал. Я восхищаюсь ходом твоей мысли. Я так боялся, что ты сюда полезешь. Ты, мать твою, гений! Эркюль Пуаро. Так свести все линии в одну точку. Хотя о чем это я? Любой дебил нашел бы эти хвосты, если бы просто поверил, что за дерьмо здесь происходит. Этот дом – колыбель ночного кошмара. Эта тварь живет в подвале и жрет всякую сволочь и наследников фамилий, которые ее туда подселили. В том числе детишек. Я – не из их числа, но тоже кое-что значу. Мы заключили пакт. Я и она. Услуга за услугу. Сегодня вы двое пропадете здесь, потому что тварь, конечно, тупая, оставляет много следов, но я помогу, подотру за ней дерьмо.

– Ты служишь туману? – Слаповски прочел спиной, как напряглись мышцы на ногах Берта. «Давай, – дернул лопатками Слаповски, показывая, что тоже готов. – Давай вместе. Раз… два…»

Выстрел убрал с его спины вес. Слаповски подтянул колени, перевернулся на бок, сейчас! Ствол уперся ему в лоб, двинулся вниз, рисуя вертикаль от линии волос.

– Я не хотел, – сказал Финч. – В кино всегда так говорят. Я думал, какая дурость, дешевка, нельзя найти более подходящие слова? А их нет! Как сказать? Чувак, я тебя кинул? Я в дамки, а ты в могилу? Не прикольно. В участке поставят твой портрет. Будут говорить пафосные речи. И мне тоже придется что-то сказать. А у меня нет слов. Может, ты сам? А? Не хочешь сказать что-нибудь про себя? Ну, как будто ты – это я, и тебе надо меня кончить. Как будто плохой парень – это ты. А?

– Э-э-э, – в голове Слаповски крутилось идиотское: «В лоб или в жопу?» Он понимал, каждая секунда, глоток воздуха, капля дождя, слетевшая на лицо, – мгновения его жизни. Он растягивал их, как жевательную резинку в детстве, верил, если жевать медленно, вкус растянется надолго.