Осень - [29]

— Вот надо же, — заводит он речь вовсе о другом, — в городе поговаривают, будто в Эстонии лесов больше не осталось, а тут, гляди-ка, лес по обе стороны стоит стеной. — И, вздохнув, добавляет: — Да разве ж можешь ты, душа, угодить всем! Один хочет одно, другой — другое. Два мужика — три мнения. Не правда ли, господин Кийр?

— Ах, — портной машет рукою, — помолчите хотя бы до тех пор, пока эта женщина не минует нас!

— Охотно! Что же вы мне об этом сразу не сказали?

Когда женщина подходит вплотную, Кийр слегка касается полей своей шляпы и хочет пройти мимо нее так же просто, как и мимо юлесооской Тильде. Но это ему не удается.

— Постой, Йорх, — произносит женщина, — погоди чуточку, мне надо с тобой поговорить.

Собственно, это вовсе и не женщина в обычном смысле этого слова, а девица в зрелом возрасте, то бишь особа женского пола, возраст которой приближается к среднему, — приземистая, полнотелая, краснощекая, пышущая здоровьем и силой.

— Ну, в чем дело? — Георг останавливается с недовольным видом. И, обращаясь к Киппелю, говорит: — Прошу извинить меня! Идите себе потихоньку вперед, я вас догоню.

— Не беспокойтесь, — предприниматель направляется и сторону от дороги,

— я зайду в лес и вырежу себе трость. Не спешите, время терпит.

Кийр смотрит вслед удаляющемуся Киппелю и, когда тот отходит на достаточное расстояние, спрашивает снова:

— Ну, в чем дело?

— В чем дело?.. — повторяет женщина. — Прежде всего, надо поздороваться, дорогой зятек!

— Я уже поздоровался.

— Какое же это здорованье! Протяни мне руку, вот тогда и будет настоящее «здрасьте».

— Не дурачься, Маали! — Портной кривит губы. — Говори скорее, что собираешься сказать, ты же видишь, меня ждут.

— Кто этот человек, который тебя ждет?

— Продавец из города.

— И куда же ты с ним направляешься?

— Туда, в сторону Ныве… Есть одно небольшое дельце. А завтра или послезавтра я тебя проведаю, принесу тебе вести и обо всем расскажу, а сейчас мне и вправду некогда.

— Увы! — произносит Маали с легкой грустью. — Сколько уже было этих твоих проведываний, и завтрашних и послезавтрашних. Ты же не держишь слова, ты никогда не приходишь.

— Теперь сдержу слово, приду, вот увидишь.

— Да, да, непременно приходи, мне надо еще поподробнее поговорить с тобой о том самом.

— О чем это том самом? — настораживается портной, хотя смотрит вовсе в сторону, а именно — в лес.

— Ну, дорогой Йорх, будто ты сам не знаешь! Вот и сейчас, шла я по дороге и ломала голову, как это я могла зайти так далеко? Бесстыжая, тряпка безголовая — и нет мне другого названия. Палка по мне плачет, вот что!

— Но зачем ты об этом здесь, посреди дороги!.. — Кийр начинает сопеть.

— Погоди, приду к тебе, тогда и поговорим.

— Смотри, приходи непременно, и чем раньше, тем лучше… если в данном случае вообще речь может идти о лучшем или худшем. Пойми, дорогой Йорх, мне от тебя ничего не надо, только, чтобы ты помог мне советом; ты же единственный человек, который знает об этом деле. Видишь ли, Йорх, я никогда не была плаксой, но сейчас и впрямь иной раз руки опускаются.

— Хорошо, хорошо, — я приду к тебе, тогда и подумаем, как быть и что делать. Иди себе по-хорошему домой и не… не…

— Да, да, я буду тебя ждать, — Маали улыбается сквозь слезы, которые навернулись на глаза то ли из-за резкого ветра, то ли по какой иной причине.

— Ладишь ли ты с Юули? — спрашивает она напоследок.

— Ну, особенно жаловаться не приходится. Живем себе так… день за днем.

В придачу к этим словам Кийру сейчас очень подошла бы примерно в локоть [19] длиною борода и — трубка но рту, тогда он, как две капли воды, был бы похож на какого-нибудь медлительного деревенского деда. Разве что недоставало бы вопроса «Как вы там, в ваших краях, поживаете?» — выражение, которое в ходу уже с тех времен, когда старый черт был еще только чертенком.

— Ну что же, — Маали направляется в сторону Паунвере, — стало быть, доброго здоровья.

— Доброго здоровья, доброго здоровья! — быстро отмечает Кийр, радуясь, что так легко отделался. Но между прочим, что ни говори, а эта самая Маали все же даст сто очков вперед его жене Юули. Ой, какие нюни распустила бы та, будь она сейчас на месте сестры, в ее шкуре! Да, да, вот было бы славно поселиться где-нибудь на отшибе, тогда можно бы и это дело решить так, чтобы все было шито-крыто.

Внезапно мозг Кийра пронзает некая новая идея, блестящая и сверкающая, словно ракета…

— Кто была эта дама? — спрашивает Киппель, выходя из лесу с двумя дорожными палками, сопровождаемый собакой, которая с хрустом разгрызает найденный между кочками кусочек льда.

— Ах эта… Сестра моей жены, портниха из Паунвере. — И усмехается. — Так что она не Бог весть какая важная дама.

— Кто как на дело смотрит. В наше время к каждой скотнице обращаются «барышня», отчего же нельзя взрослую особу женского пола назвать дамой? А теперь возьмите себе палку — выбирайте, которая вам больше по вкусу.

— Мне безразлично. Но с этими палками мы и впрямь выглядим, как перекупщики мяса или барышники. Да, когда-то у меня и впрямь была красивая трость, но хищный зверь съел ее, как в библейском сказании об Иосифе. [20]