Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг. - [51]
Сланские хотели уйти с ужина пораньше, однако Запотоцкий задержал их, показывая различные картины в своей резиденции. Он отпустил друга и его жену только после полуночи, и то по настоянию Йозефы, ссылавшейся на больную печень мужа. Как только Сланские сели в машину с водителем, Запотоцкий, как и было условлено заранее, сообщил об этом по телефону Копрживе. Группа сотрудников МГБ ЧСР выехала в резиденцию Сланского и обезоружила его личную охрану.
Когда Сланские в полночь 24 ноября 1951 года подъехали к своей вилле, они с удивлением обнаружили, что она погружена во мрак, а у ворот их не встречает, как обычно, телохранитель. Выходя из машины, Йозефа в темноте споткнулась, и Сланский сердито приказал охраннику выяснить, что случилось с освещением. Как только они зашли в дом, их ослепил яркий свет. На Сланского и его жену сразу надели наручники. В доме было полно вооруженных автоматами сотрудников госбезопасности. Йозефа в ужасе закричала, и ей зажали рот так, что она едва не задохнулась. Сланский, убежденный атеист, лишь повторял: «Господи, Господи…». Жена навсегда запомнила его необычайно грустные глаза. На Сланского надели капюшон, заткнули ему рот кляпом и затолкали его в машину. Йозефу отвезли в один из домов госбезопасности под Прагой, где к ней вскоре присоединился 16-летний сын Рудольф. Маленькая дочка Мария (которая родилась после похищения в Москве Нади) была отправлена в детский дом.
Самого Сланского доставили в Рузинскую тюрьму, где сидели ранее арестованные «заговорщики», в том числе и Артур Лондон. Теперь бывший генеральный секретарь ЦК КПЧ стал узником номер 2359/865 и «главой антигосударственного центра».
Сланский искренне не понимал, чем был вызван его арест. 26 ноября 1951 года он написал письмо в Президиум ЦК КПЧ: «Я знаю, что мой арест, безусловно, вызван серьезными причинами, правда, мне неизвестными. Но в том, что касается подозрений относительно меня, что я совершил какие-то преступления против партии, то они, очевидно, вызваны ужасной ошибкой. Никогда в моей жизни я не предавал партию и не наносил ей сознательно вреда. Я никогда не шел на сделки с врагом.
Я хотел бы просить вас об одной милости: не осуждать меня заранее как врага, я не враг. Я твердо уверен, что вы убедитесь в несостоятельности выдвинутых против меня обвинений»[146].
Между тем Сланский в тюрьме отказывался сначала в чем-либо признаваться. 31 января 1952 года он попытался покончить жизнь самоубийством. Он попросился в туалет и, когда следователь отвлекся и вышел, чтобы вызвать конвой, запер дверь кабинета изнутри. Сначала Сланский хотел найти пистолет следователя и застрелиться[147], а потом пытался повеситься на оконной раме, используя провод от системы сигнализации. Его нашли уже без сознания, но вовремя сделали укол и искусственное дыхание[148]. Тюремного врача Йозефа Зоммера, который спас Сланскому жизнь, наградили, выдав премию в 15 тысяч крон.
С тех пор на допросах Сланского приковывали за ноги цепью к стене, куда было вмонтировано специальное кольцо. Это произвело на бывшего генсека такое угнетающее впечатление (он все время бормотал: «Я как собака, как собака…»), что его воля была надломлена, и он стал давать нужные следователям показания.
Утром после ареста Сланского, в 10 часов, Готвальд собрал руководство страны и зачитал сфабрикованное американцами письмо, которое, по словам президента, и заставило пойти на такие меры. Хотя это и крайне невыгодно с политической точки зрения, сказал Готвальд, народу все же придется объявить, что второй человек в стране был главой антигосударственного заговора.
Выступлением Чепички, взявшим слово после Готвальда, Даллес остался бы очень доволен. Чепичка сказал, что уже давно поступает информация об организации Западом масштабного заговора против социалистических стран, и теперь этому нашлось конкретное подтверждение. Другие члены руководства КПЧ сразу стали вспоминать о «подозрительном» интересе Сланского к военным вопросам или о его нежелании видеть в стране советников МГБ СССР[149]. Однако Готвальд все еще не верил в «преступность» Сланского: да, тот делал ошибки, но у кого их нет? В отличие от своего зятя Чепички, Готвальд разглядел и причину того, почему арестованные (особенно Лебл и Лондон) оговорили Слансокго без всяких мер физического воздействия. Президент считал, что они хотят оговорить более крупные фигуры, чтобы вывести из-под удара самих себя.
Но письмо из-за границы все меняло, и Готвальд поставил на голосование вопрос об одобрении ареста Сланского. Одобрение было единогласным.
На другом совещании, 25 ноября 1951 года, Запотоцкий сказал, что письмо не адресовано конкретно Сланскому, но, судя по всему, именно он и был адресатом. Письмо самого Сланского из тюрьмы на Президиуме ЦК КПЧ не рассматривалось. С ним ознакомили Готвальда, Чепичку и Запотоцкого. Сотрудники госбезопасности передали бывшему генеральному секретарю устный ответ президента: Сланскому следует прекратить писать глупые письма и начать давать показания о своей антигосударственной деятельности.
