Осень будет - [43]

— Спасибо, папа, — и положил мобильник в карман.

— Да нет, ты проверь, позвони кому-нибудь, поговори, — настаивал отец.

— Мне некому звонить, — спокойно ответил Генка, — и разговаривать теперь не с кем.

— Ладно, давайте садиться за стол, а то уже есть хочется и надо пропустить по рюмочке, — сказал отец, заканчивая разговор и не особо вслушавшись в ответ Генки. Все с радостью последовали его приглашению. В том числе и Генка.

Разговаривать ему сейчас не хотелось. А взрослые были увлечены своими проблемами и разговорами. Такие застолья Генка терпеть не мог. Здесь он особенно сильно чувствовал пустоту. Она скрывалась именно за этим изобилием снеди, разных вкусных вещей, красивых тарелок, изящных бокалов, блеске граней хрустальных рюмок. И все же за всем этим стояла пустота.

Когда Генка был маленьким, он наевшись салатов и бутербродов, часто грустил за таким же столом, когда о нем забывали увлекшись досужими пьяными разговорами, а других детей, с которыми можно пообщаться и поиграть, рядом не было. Уйти в свою комнату тоже не хотелось, одному играть было скучно. Генка не понимал, почему, когда взрослым так весело, ему — грустно и тоскливо. Позже он заметил, что взрослым не столько весело, сколько на них находит непонятное отупение и разговорчивость. Доходило до того, что два человека говорили о совершенно разных вещах и никто из них друг друга не слушал. Со стороны это выглядело смешно, но одновременно пугало. «Неужели когда я вырасту то тоже стану таким?» — думал иногда Генка, слушая неинтересные бессвязные разговоры. Один раз, совсем недавно, он попробовал все же выпить на одном из таких застолий. Получилось еще хуже. От алкоголя на него нашло безразличное тупое состояние и окружающее казалось еще противнее. После этого случая Генка решил, что лучше уж на таких «праздниках» он пить не будет совсем.

Поэтому когда его спросили, что он будет пить: вино, водку или коньяк, Генка от выпивки отказался.

— Ну ты хоть винца выпей, ты же большой уже, — настаивал друг отца, дядя Валя.

— Нет, Генка молодец, — заспорил отец, — не пьет и хорошо. Другие вон даже наркотой балуются. А он если и выпьет иногда, то мало. Просто для настроения.

— Вот пусть для настроения и выпьет рюмашку. Он не мужик, что ли? А то сидит с кислым видом, будто умер кто, — не отставал дядя Валя.

— У меня действительно умер друг, — спокойно сказал Генка и, сделав паузу, продолжил: — Пашка его звали. Он в соседнем доме жил, через улицу.

— Надеюсь, с тобой все в порядке? — как-то сразу оживился и вступил в разговор адвокат, — то есть это не криминальная смерть?

— Нет, — голос Генки звучал ровно и безэмоционально, — он в озере утонул. Пошел купаться, а там глубоко и ключи холодные на дне. Он исчез, ушел под воду, и все.

— Ну так это по собственной неосторожности, — напустив на себя задумчивый и назидательный вид, ответил адвокат, — ты, я так понял купаться не пошел, это разумное решение, каждый должен думать и отвечать только за себя.

— Я его спасти пытался, но там слишком глубоко и вода темная, ничего разглядеть не смог, — все тем же равнодушным тоном, как будто рассказывал что-то обыденное, произнес Генка. На секунду взрослые растерялись. Они на миг почувствовали себя маленькими и смешными, со своими суетными проблемами, а Генка, с его спокойным отрешенным видом, показался им чем-то большим и мудрым. На эту секунду он оказался настолько выше их, как огромная с заснеженной вершиной гора и маленькие гномы у подножия. Но это продолжалось лишь мгновение. Все вернулось на свои места. Сильные взрослые и печальный подросток, сидящий перед ними.

— Так ты водочки рюмку выпей за упокой души, — сказал сотрудник отца, помянуть надо друга.

— Нет, спасибо, я лучше буду вспоминать его, а не поминать водкой, — фраза вышла немного жестче, чем хотелось Генке.

— Ладно, ну что вы пристали к нему, — вмешался отец, — действительно, пусть не пьет, если не хочет, к тому же возраст у них сейчас такой переходный. А мы нальем по маленькой. Генка, ты не обижайся, лучше ешь, вон мать специально для тебя салат прислала, твой любимый.

Генка кивнул в ответ, положил себе салата, колбасы, копченой рыбы, а взрослые чокнулись рюмками, и пирушка понеслась. О Генке быстро забыли, он ел мало, аппетит, несмотря на то, что не обедал, отсутствовал. Генка время от времени вяло жевал красную рыбу, навернув тонкий кусок на вилку, а взрослые меж тем вели свои разговоры. Генка слушал их, пытаясь понять, о чем они говорят. Но в голове откладывались какие-то отдельные обрывочные фразы.

— Так я тебе говорю, подъезжаем мы, а нас гаишник тормозит… Растаможка прошла успешно, по полштуки наварили… Налоговик тот совсем обнаглел, давайте говорит пять процентов… От денег никто не откажется… Я ему пол кодекса прочитал, и что толку… — Генка глядел то в тарелку, то на белую скатерть, уже кое-где в пятнах от пролитого напитка или выроненного нетвердой рукой куска еды. И тут Генка понял, что все их разговоры ничего не значат. Они пустые, все эти рассказы об удачных сделках, забавных случаях — всего лишь мишура, которой занимаются эти люди. Они отдали себя пустоте полностью, без остатка. Они хотят заработать, и зарабатывают больше денег только для того чтобы потом их потратить на игрушки и потешить собственное тщеславие. Вот например для чего приятелю отца понадобилось покупать новую иномарку? Старая была ничуть не хуже, и он сам говорил, что к ней привык. Но он продал старую и купил новую, дороже, только потому, что новая престижнее. Неужели эти люди не понимают, что они работают на пустоту? Они ничего не создают, просто крутятся как в хороводе, тратя энергию и время, а тем временем пустота смеется над ними.