Осень будет - [2]

Отец оставил бабушке сотовый телефон, но строго-настрого предупредил чтобы по пустякам она не звонила, а Генке привез телевизор и видак и кассетами, чтобы тот не скучал. Но несмотря на все это, старое ощущение ощущение пустоты, не покидало Генку. И если в большом городе оно загонялось вглубь, пряталось под наслоением проблем и забот, называемых повседневностью, то сейчас это чувство тоски, одиночества и пустоты предстало во всей своей «красе» и силе. Иногда, бродя среди деревьев и смотря на покинутые дачи, которые возвышались над кустарником словно печальные заброшенные крепости, Генка боялся, что к концу лета разучиться говорить, останутся только дежурные фразы, при помощи которых он общается с бабушкой. Когда это чувство пустоты зародилось у него, Генка и сам точно не помнил. Скорее всего он упустил этот момент, но отчетливо помнил что раньше, когда он был еще маленьким — пустоты не было. Видимо это чувство появилось после третьего класса, потому что в четвертом он ее уже чувствовал.

Первое воспоминание о пустоте — яркий солнечный день, самое начало лета.

Он только проснулся и вышел на балкон. Радуется, думает как будет играть с друзьями, лазить по деревьям и делать еще уйму интересных вещей, у него даже есть два холостых патрона, которые можно бросить в костер, отбежать подальше и с замиранием сердца ждать когда они с грохотом взорвутся. И тут вдруг он понимает, что ничего этого не будет. Все друзья разъехались, а сам он проведет лето один в пыльном и скучном дворе. Ему сказали об этом вчера.

Кто-то уехал в летний лагерь, кто-то на дачу или к родственникам в деревню.

И вот только сейчас, этим светлым утром он ясно понял насколько это страшно — скука и пустота. Со скукой он постепенно научился бороться, а вот с пустотой — нет. Генка, еще тогда понял, что бороться с ней бесполезно, она или есть или ее нет. И существует только один способ уничтожить пустоту — заполнить ее. Но как это сделать он не знал. Это странное чувство пустоты и одиночества жило вместе с ним, но иногда как будто пряталось, скрывалось, словно у тебя за спиной стоит кто-то, ты это чувствуешь, а оглянешься — никого нет. Генка особенно остро ощущал это на семейных праздниках и торжествах, когда взрослые веселились от души и он тоже старался по мере сил и возможностей веселиться вместе с ними. Но словно чего-то не хватало. Он даже сам толком не мог сказать чего именно. Дней рождений он тоже особо не любил — все выливалось в роскошный стол и прогулку по району. Нет, подарки ему дарили, но праздника все же не получалось. Он бывал на днях рождения друзей, но и там не было ничего особо интересного. Стол с едой и напитками, дежурные фразы и скучное топтание по асфальту до вечера. Постепенно он привык к такому одиночеству и воспринимал его уже как должное и привычное состояние. «Прекрасно одиночество — я сам себе высочество…», — иногда непроизвольно вспоминал он детский стишок.

В тот день Генка решил порыбачить на озере. Он часто, от нечего делать ходил туда, беря с собой старую удочку и духовушку. Новый импортный спиннинг, который подарил ему отец, он оставлял дома, так как щука и форель в пруду не водилась и дорогая навороченная снасть там была полностью бесполезна. А вот с пневматическим ружьем Генка любил ходить просто так, оно придавало ему уверенности, он представлял себя охотником, хотя в птиц никогда не стрелял, да и кроме ворон, воробьев и трясогузок других птиц он в окрестностях не встречал. Уток на пруду тоже не водилось. День выдался как обычно туманным и пасмурным. Генка закинул удочку в озеро, сел на заранее взятый с собой полиэтиленовый пакет и стал терпеливо ждать. С рыбалкой ему не везло. В пруду водились в основном бычки или ротаны как их иначе называли некоторые рыболовы. Если там и жила другая рыба, то она ему еще ни разу не попадалась. Да и бычки попадались нечасто. Так что весь улов доставался соседской приблудной кошке, которая часто заранее подходила к их дому, видимо чувствуя когда Генка возвращался с рыбалки не без улова. В первый раз, когда он поймал несколько рыбешек Генка пытался просить бабушку, чтобы та сварила их или пожарила, но бабушка наотрез отказалась готовить пойманную рыбу, говоря, что та слишком маленькая и тиной пахнет, и вообще из нее ничего нельзя приготовить. Генка сначала пытался возражать, отвечая, что на озере тины нет, и это было правдой, но потом махнул рукой и отдавал весь улов кошке. Та хотя бы благодарно мурлыкала в ответ.

Генка от нечего делать сначала следил за рябью, побежавшую по поверхности воды от налетевшего ветерка. Однако вскоре поверхность снова напоминало темное зеркало. «А все-таки хорошо что здесь никого нет, размышлял он, — а то мусора было бы выше крыши. Вот только бы дождь не пошел, а то опять дома сидеть». Он уже научился в плохом находить хорошие моменты. Сидя так на пакете, смотря в темную воду и изредка на неподвижные поплавки, Генка задумался. Он думал о том, что там находиться за непроницаемой толщей воды, плавают ли там другие рыбы кроме опостылевших бычков, растут ли водоросли и хороши бы заглянуть туда, как это делают операторы-аквалангисты, показывая жизнь океана в фильмах о природе.