Осень ацтека - [147]

К величайшему своему стыду, я и сейчас не могу сказать, что сознательно отверг отступничество и избрал стезю чести, ибо случилось так, что выбор за меня сделали боги.

В тот памятный день ближе к сумеркам я вернулся к морю, где ныряльщицы уже выходили на берег с корзинками, наполненными последним сегодняшним уловом. Иксинатси была среди них и, увидев, что я жду её, окликнула меня с лукавой, многозначительной улыбкой.

— Я думаю, что теперь, дорогой Тенамакстли, я должна тебе по меньшей мере ещё одну кинуча. Вот сейчас нырну и принесу тебе бабушку всех жемчужин.

Она повернулась и поплыла к ближайшему скалистому выступу, где, лоснясь в последних лучах заходящего солнца, лениво нежились несколько морских кугуаров.

— Вернись, Сверчок! Мне нужно с тобой поговорить! — крикнул я вдогонку, но она, похоже, меня не услышала.

Отливая, подобно тем самым морским кугуарам, золотом, лучащаяся и прекрасная, Иксинатси чуть задержалась на скале, помахала мне рукой и нырнула в море.

Обратно она уже не вернулась.

Когда наконец до меня дошло, что даже женщина с самыми сильными и развитыми лёгкими не может оставаться под водой так долго, я поднял тревогу. Все остальные ныряльщицы с плеском выбрались на берег, видимо решив, что я увидел акулу, а потом, после некоторого замешательства, самые смелые из них попрыгали в море там, куда, как указал я, погрузилась Иксинатси. Они ныряли снова и снова, но Сверчок исчезла бесследно.

— Наши женщины, — услышал я рядом скрипучий голос, — далеко не всегда доживают, как я, до преклонных лет.

То была Куку, естественно, прибывшая на место происшествия. Хотя она вполне могла выбранить меня за то, что я внёс сумятицу в мирную безмятежность её владений, или за то, что был косвенно виноват в недавней трагедии, старуха говорила так, будто хотела меня утешить.

— Нырять за кинуча — не просто трудная, напряжённая работа. Это ещё и опасное занятие. Там, внизу, обитают хищные рыбы и другие твари — с острыми зубами, ядовитыми жалами, удушающими щупальцами. Правда, я не думаю, что Иксинатси стала добычей такого чудища. Когда в окрестностях появляется хищник, морские кугуары устраивают переполох и поднимают тревогу. Скорее всего, её просто проглотили.

— Проглотили? — отозвался я ошеломлённым эхом. — Куку, как может море проглотить женщину, которая провела в нём половину своей жизни?

— Не море. Кучунда.

— А что это такое?

— Кучунда — это гигантский моллюск, он очень похож на тех, которых мы добываем, но только огромный, просто невероятных размеров. Величиной вон с тот островок, на котором нежатся морские кугуары. Здесь обитает несколько таких моллюсков, но мы, к сожалению, не всегда знаем, где именно следует их остерегаться, потому что они, как улитки, способны переползать с места на место. Но их можно увидеть и легко узнать — каждая кучунда держит верхнюю створку раковины поднятой, чтобы захлопнуть, как только туда заплывёт добыча. Вообще-то все наши женщины знают, что от этих моллюсков надо держаться подальше. Должно быть, Иксинатси слишком увлеклась сбором раковин, может быть, увидела редкую кинуча — бывает порой, что ракушка лежит открытой, — и, наверное, утратила бдительность.

— Она нырнула, пообещав выловить для меня именно такую жемчужину, — горестно промолвил я.

Старуха пожала плечами и вздохнула.

— Кучунда, наверное, плотно захлопнула свою раковину, проглотив Иксинатси целиком или большую её часть. Поскольку зубов у моллюска нет и жевать он не может, теперь он медленно переваривает её своими разъедающими соками.

Я содрогнулся от ужаса и в полном отчаянии и горе покинул место, где в последний раз видел свою возлюбленную. Женщины тоже выглядели опечаленными, но, похоже, не приняли это так близко к сердцу, поскольку даже не плакали. Видимо, такие вещи случались здесь сплошь и рядом. Маленькой Тирипетси уже сказали о смерти матери, и она тоже не плакала. Так что я тоже не стал плакать и лишь молча терзался и клял про себя жестоких богов. Если уж они решили вмешаться в мою жизнь, напомнив о том, какой тонали мне предопределён, то неужели нельзя было сделать это как-нибудь иначе, не обрывая столь трагическим образом жизнь маленькой Сверчок, ни в чём не повинной, такой весёлой и замечательной?

Я попрощался лишь с Тирипетси и Куку, а с остальными женщинами не стал, опасаясь, что они попытаются меня удержать. Теперь речи о том, чтобы взять девочку с собой, уже не шло, — меня впереди ждала война, а малышка оставалась среди любящих, заботливых тётушек и двоюродных сестёр. На рассвете я надел великолепную накидку из шкуры морского кугуара, которую сшила для меня Сверчок, забрал свой мешочек с жемчугом, отправился на южную оконечность острова, где всё это время меня дожидался набитый припасами акали, оттолкнулся от берега и стал грести на восток.

* * *

Таким образом, мне не суждено было стать патриархом и правителем островов Женщин, хотя я думаю, что по ночам теперь там куда веселее, чем до моего прибытия, и мужчины из Йакореке, наведавшиеся туда после меня, вряд ли были недовольны привнесёнными мною новшествами. Правда, приплывшие туда