Осень ацтека - [139]

То, что я вам рассказал, было известно людям наверняка, всё же остальное находилось в области догадок и вымыслов, порой самых невероятных. Самое правдоподобное предположение заключалось в том, что где-то к западу от Йакореке находится некая земля — может быть, острова, окружённые отмелями, — поскольку никакому рыбаку не под силу выловить раковины из бездонной глубины открытого моря. Но почему рыбаки отправлялись за ними только раз в году? Может быть, они держали на тех островах рабов, которые собирали жемчуг круглый год, приберегая его до назначенного времени, когда хозяева забирали улов, взамен оставляя им всё необходимое для жизни.

Ну а поскольку рыбаки доверяли свой секрет только сыновьям и никогда ни в коем случае не женщинам Йакореке, это обстоятельство породило ещё одну догадку. Если те предполагаемые рабы на островах — все поголовно женщины-рабыни, то становится понятным, почему мужчины не рассказывают о них своим жёнам: те из ревности просто помешали бы им совершать эти плавания. Так сложилась легенда об островах Женщин. В юности я слышал немало вариантов этой легенды, но, подобно всем здравомыслящим людям, считал всё это пустыми выдумками. Если вдуматься, то как вообще могла существовать в течение столь долгого времени община, состоящая исключительно из женщин?

Однако теперь мне волею случая пришлось убедиться: острова Женщин — не вымысел. Они и правда существуют, что в конечном счёте и спасло мне жизнь.

* * *

Всего островов, расположенных в линию, насчитывалось четыре, но только на двух средних, самых больших, имелось достаточно пресной воды, чтобы обеспечивать ею население, состоявшее исключительно из женщин. В то время я насчитал их сто двенадцать. Точнее, мне следовало бы называть их не женщинами, а лицами женского пола, поскольку в число местных жительниц входили грудные малютки, маленькие девочки, девушки-подростки, молодые женщины, зрелые женщины и старухи. Самую древнюю старуху звали Куку, или Бабушка, и она пользовалась таким уважением, как если бы была здесь Чтимым Глашатаем. Что же касается детей, то я к ним всем внимательно присматривался — они тут не носили макстлатль, и самые юные из них, даже новорождённые, были исключительно женского пола.

После того как мне удалось убедить женщин, что я совершенно случайно очутился на их островах, в существование которых просто не верил, Куку позволила мне остаться там на некоторое время, достаточное, чтобы восстановить силы и смастерить весельный чёлн для возвращения на материк. Молодой женщине, которая привела меня в чувство при помощи губки с водой, было велено позаботиться о моём пропитании и проследить за тем, чтобы я вёл себя прилично. Поэтому в первые дни пребывания на островах я оставался под постоянным её присмотром.

Женщину звали Иксинатси, что на языке поре означает крохотное свиристящее насекомое под названием «сверчок». Это имя ей подходило, ибо она была такой же бойкой, весёлой и добродушной, как симпатичное маленькое существо. На первый взгляд, Иксинатси казалась типичной женщиной пуремпеча, красивой и жизнерадостной. Сразу привлекали внимание её искрящиеся глаза, пышные волосы, изумительный цвет лица, упругая, округлая грудь, изящные ноги и утончённые кисти рук. Однако подобной красотой отличались все её соплеменницы. И лишь я и создавшие её боги знали, что на самом деле Сверчок отличается от всех женщин на свете — и никто не может с ней сравниться. Впрочем, тут я забегаю вперёд.

Как и велела ей старая Куку, Сверчок кормила меня самой разнообразной рыбой, причём каждое рыбное блюдо непременно подавалось с жёлтыми цветками, именовавшимися тирипетси и обладавшими, по её словам, целительными свойствами. Между горячими блюдами она потчевала меня закусками, сырыми устрицами, мидиями и морскими гребешками, причём с таким рвением, с каким жители материка насильно откармливают своих съедобных собак течичи, перед тем как убить их. Когда я об этом подумал, мне стало не по себе. Я призадумался: уж не потому ли здесь нет мужчин, что женщины их попросту поедают. Однако когда я спросил об этом Иксинатси, она весело рассмеялась.

— У нас на островах нет мужчин ни для еды, ни для чего другого, — ответила она на том диалекте поре, который я спешно учил. — Кормят тебя, Тенамакстли, чтобы ты поправился, потому что чем скорее к тебе вернутся силы, тем скорее ты сможешь уплыть отсюда.

Однако мне до отплытия хотелось разузнать побольше об этих легендарных островах, которые, как оказалось, существовали не только в преданиях и легендах. По моим предположениям, здешние женщины вели свой род от пуремпеча, чьи предки покинули Мичоакан в незапамятные времена. В пользу этого свидетельствовали как их язык, видоизменённый поре, так и то, что они не следовали исконному обычаю пуремпеча брить головы наголо. К счастью, когда Сверчок не занималась тем, что пичкала меня едой, она с готовностью отвечала на мои вопросы. Поначалу я расспросил её о домах этих женщин, которые, строго говоря, и домами-то назвать было нельзя.

Помимо прибрежной бахромы кокосовых пальм острова, в их центральной части, покрывали густые леса. Большие деревья с крепкой древесиной здесь имелись в избытке, но деревянные строения отсутствовали полностью. Проводившие весь день на открытом воздухе женщины на ночь забирались в примитивные, вырытые в земле или отгороженные корой и пальмовыми листьями убежища под поваленными древесными стволами. Мне отвели одну из таких маленьких пещер, рядом с жилищем, которое занимали Иксинатси и её четырёхлетняя дочка (названная Тирипетси в честь того жёлтого цветка).