Осень ацтека - [136]

Возможно, в результате местный знахарь приобрёл репутацию выдумщика и болтуна, но зато старейшины и не подумали потребовать от меня объяснения этих странных происшествий. На протяжении следующих дней со всех сторон в деревню стекались воины, до зубов вооружённые и, похоже, так и рвущиеся в бой. Когда мне на языке жестов сообщили, что все йаки в сборе, я отослал их во главе с Мачиуицем на юг. Акокотли в сопровождении представителя йаки отправился на север поднимать на войну народ Пустыни.

Мне пришло в голову, что нам с Уалицтли ни к чему совершать утомительный переход к Шикомотцотлю через горы, ибо существует куда более лёгкий и быстрый путь. Мы покинули Бакум и направились на запад, вдоль реки, через деревни Торим, Викам, Потам и так далее — все эти названия на невообразимом языке йаки означали: «Около чего-то», «У сусликов», «Возле залежей кремня» — и всё в таком духе. Наконец река вывела нас к приморской деревне, видимо, разнообразия ради называвшейся Бе’эне — «Пологий берег». При обычных обстоятельствах подобное путешествие было бы для двух чужестранцев равносильно самоубийству, но к тому времени йо’онут селения Бакум уже оповестили всех йаки о том, кто мы такие и что делаем в здешних краях.

Как я уже говорил, жители Бе’эне — мужчины кайта — занимались рыбной ловлей у побережья Западного моря. Но поскольку сейчас основная часть населения отправилась на войну, записавшись в мою армию (в деревне осталось несколько рыбаков, чтобы женщины и дети не умерли с голоду), здесь имелось изрядное количество временно ненужных морских акалтин. С помощью жестов мне удалось «одолжить» один такой выдолбленный чёлн с двумя вёслами в придачу. (Хотя, по правде сказать, возвращать всё это я не собирался и, конечно же, не вернул). Мы с Уалицтли загрузили наше судёнышко изрядными запасами атоли, сушёного мяса и рыбы, взяли кожаные мешки с пресной водой. Мы прихватили даже тростниковый рыбачий трезубец, чтобы добывать свежую рыбу во время морского путешествия, и грубый глиняный горшок с угольями, чтобы её готовить.

Я решил, что мы поплывём в Ацтлан — находившийся, по моим расчётам, на расстоянии более двух сотен долгих прогонов, если, конечно, понятие «прогон» применимо к воде. Мне не терпелось посмотреть, как идут дела у Амейатль, а Уалицтли горел желанием рассказать своим товарищам по ремеслу о двух загадочных с лекарской точки зрения смертях, свидетелем которых ему довелось стать. Из Ацтлана мы собирались двинуться вглубь суши, чтобы воссоединиться в Шикомотцотле с благородным воителем Ночецтли и нашей армией, причём я рассчитывал прибыть туда примерно в одно время с воинами йаки и то’оно о’отам.

О побережье Западного моря — далёком северном побережье, граничившем с землями йаки, — мне было известно лишь то, что поведал Алонсо де Молина. Испанцы называли его морем Кортеса, потому что маркиз дель Валье якобы открыл его во время своих праздных скитаний по Сему Миру, предпринятых, когда его отстранили от управления Новой Испанией. Лично мне непонятно, каким образом кто-то мог столь самонадеянно утверждать, будто открыл нечто, если оно существовало испокон веку. Так или иначе, рыбаки из Бе’эне с помощью хорошо понятных жестов объяснили нам, что рыбачат только в ближних водах, так как удаляться в открытое море опасно из-за сильных и непредсказуемых приливных течений и капризных ветров. Однако это меня совершенно не напугало, поскольку я как раз собирался всю дорогу плыть вдоль береговой линии.

На протяжении многих дней и ночей мы с Уалицтли гребли — то вместе, то по очереди (один спал, а другой работал веслом). Погода держалась мягкая, знай себе плыви да радуйся. Нам часто случалось добывать трезубцем рыбин, бывших для нас обоих в новинку. Мы варили их в горшке над угольями, которые я разжигал своей линзой, и улов неизменно оказывался вкусным. Видели мы и гигантских рыб, именуемых йейемичтин, столь огромных, что даже случись нам каким-то чудом поймать одну из них, так для того, чтобы запечь или зажарить её, потребовался бы не наш горшок, а кратер вулкана Попокатепетль. А порой мы завязывали свои плащи узлом, таким образом, чтобы их можно было протащить по воде позади лодки и зачерпнуть креветок с лангустами. А вот летучих рыб и ловить не приходилось, потому как почти каждый день хоть одна да залетала в наш акали сама. Встречались в море и черепахи, большие и маленькие, но их твёрдые панцири наша острога не брала. Время от времени, когда на суше не было видно людей, которым пришлось бы объяснять, кто мы такие, мы приставали к берегу, собирали фрукты, орехи или зелень, — смотря что там росло, — и пополняли запасы пресной воды. Довольно долго это морское путешествие представляло собой сплошное удовольствие.

И сегодня эти дни я вспоминаю как одни из самых приятных в моей жизни. Но, как я уже говорил, Уалицтли был далеко не молод, и мне трудно винить доброго старика в том, что случилось потом и помешало нашему столь безмятежно начавшемуся плаванию. Как-то раз, заснув в свою очередь, я проснулся с ощущением, что проспал больше положенного времени. И удивился, почему Уалицтли не разбудил меня, чтобы я сел грести. Луну и звезду скрыли плотные облака, ночь была тёмной хоть глаз выколи, и, поскольку тикитля не было видно, мне пришлось его окликнуть. Ответа не последовало. Я осторожно пополз по днищу ощупью, по всей длине обследовав акали, и убедился, что и сам старик, и его весло исчезли.