Осень ацтека - [128]
Поэтому дальше мы двигались украдкой, чуть ли не так же, как пришлось нам с Уалицтли пробираться через кустарник, когда мы сбежали из Компостельи. Правда, эти меры предосторожности оказались совершенно напрасными. На протяжении трёх или четырёх дней мы не встретили решительно никого, а затем лесистые горы остались позади, а перед нами раскинулся край пологих холмов, покрытых чахлой растительностью. На одном из них мы увидели первых йаки, охотничий отряд из шести человек. Те тоже нас заметили и, видимо, не бросились на нас лишь потому, что Г’нда Ке обратилась к ним на их наречии. Уж не знаю, что именно она им сказала, но охотники не сдвинулись с места, а когда она, впереди нашего отряда, направилась к ним, чтобы представиться, смотрели на неё холодно.
Г’нда Ке продолжала что-то втолковывать им на своём неблагозвучном — сплошь хрюканье, цоканье и бурчание — языке. Однако охотники по-прежнему ей не отвечали, нас же удостоили лишь холодным взглядом. Правда, и никакой агрессии тоже не проявляли, поэтому, пока Г’нда Ке продолжала тараторить, я воспользовался возможностью, чтобы как следует их рассмотреть.
Лица у них были мужественные, а тела крепкие и мускулистые, но вот по части нечистоплотности йаки недалеко ушли от наших жрецов, да и волосы у них оказались такими же длинными, сальными и спутанными. Поначалу я было решил, что всю одежду обнажённых по пояс охотников составляют юбки из лохматых звериных шкур, но потом стало ясно, что это волосы — такие же длинные, как у них самих, и гораздо длиннее, чем мех любого дикого животного. То были человеческие волосы: высушенные скальпы, прицепленные к обмотанным вокруг талии верёвкам. Здесь же вместе со скальпами болтались подвешенные за хвосты тушки добытых на сегодняшней охоте зверьков. Стоит заметить, что всякого рода мелкой дичи в здешних краях полно, и йаки находят её съедобной, но более всего их мужчины любят мясо сумчатых тлекуачи. Оно очень жирное, а жир, по местному поверью, придаёт выносливость, столь необходимую в охотничьих походах или боевых набегах.
Оружием они располагали пусть примитивным, но вполне действенным: упругими камышовыми луками и стрелами, а также копьями-трезубцами, похожими на огромные рыбачьи остроги. Наконечники стрел и копий были из кремня: верный признак того, что йаки не имели дела с народами, обитающими южнее, в тех краях, где добывают обсидиан. Мечей, подобных нашим макуауитль, у них не было, однако у нескольких охотников с обмотанных вокруг талии верёвок помимо трофеев свисали палицы из куаукселолони, дерева, столь же тяжёлого и твёрдого, как испанское железо.
Наконец один из шестерых йаки, буркнув что-то в ответ Г’нде Ке, дёрнул головой назад — в ту сторону, откуда они пришли, после чего все охотники повернулись и пошли в том направлении. Мы пятеро последовали за ними, хотя у меня и зародилось подозрение, что Г’нда Ке просто попросила своих соплеменников отвести нас туда, где охотников побольше и им будет гораздо легче взять над нами верх, снять скальпы и убить.
Однако либо женщина йаки этого не сделала, либо, коль скоро у неё имелось такое намерение, ей не удалось их убедить. Ни разу не обернувшись, чтобы проверить, следуем ли мы за ними, йаки вели нас по холмам весь остаток дня, пока к вечеру не привели в свою деревню. Она была расположена на северном берегу реки, именовавшейся (что не удивительно) Йаки, и носила непритязательное название Бакум, что означает всего-навсего «У Воды». На мой взгляд, то была жалкая, убогая деревенька, но Г’нда Ке настойчиво называла её городом, поясняя:
— Бакум — один из Уонаки — то есть один из Восьми Священных Городов, основанных чтимыми пророками, положившими начало нашему великому народу йаки в батна’атока. То есть в древние времена.
Уж не знаю, насколько давними были те легендарные батна’атока, но что касается элементарных удобств и условий жизни, в Бакуме в этом отношении, похоже, с тех пор мало чего добились. Люди обитали в конусообразных хижинах, сделанных из расщеплённого тростника. Всю деревню (так было в каждой из деревень йаки, где мне впоследствии довелось побывать) окружала высокая изгородь из стеблей тростника, скреплённых и удерживавшихся в стоячем положении с помощью лиан. Никогда раньше, нигде в пределах наших земель, я не видел поселения, столь нарочито отгораживавшегося от всего окружающего мира. Ни одной парилки я в Бакуме не нашёл, да и вообще, несмотря на название «У Воды», было очевидно, что здешние жители брали из реки воду только для питья и никогда не мылись.
Тростник и камыш росли здесь в изобилии. И какое только применение ни находили им местные жители, использовавшие эти растения не только для изготовления оружия, строительства жилищ и ограждений, но также для плетения всей кухонной утвари. Из тростника, расщепляя стебли, делали кухонные ножи и ложки, плели корзины и циновки. Мужчины носили тростниковые головные уборы и во время своих церемониальных танцев дули в тростниковые дудки и свистульки. Меня заинтересовало, есть ли у йаки хоть какие-то другие ремесла, однако в Бакуме мне удалось обнаружить лишь безобразные глиняные горшки, резные раскрашенные деревянные маски да сотканные на примитивных ткацких станках хлопковые одеяла.
