Осажденный Севастополь - [48]
Князь Меншиков со своим импровизированным штабом ехал в самом веселом расположении духа без отдыха до самой реки Качи. На правом берегу этой реки находился хутор богатого помещика; последний, узнав о высадке неприятельской армии, поспешно уложил свои чемоданы и ускакал в Симферополь. На хуторе остался лишь старик эконом с кухаркой, которая готовила для людской, и несколькими слугами. Первоначально слуги думали, что идут турки, и крайне обрадовались, увидя своих. Радость эта немного уменьшилась тем обстоятельством, что казаки, составлявшие конвой князя, бесцеремонно стали тащить сено и овес для своих и офицерских лошадей, а на протесты эконома ответили обещанием вздуть его нагайками.
Между тем молодежь из свиты Меншикова принялась осматривать достопримечательности хутора. Сам князь расположился в спальне, чтобы отдохнуть.
Адъютанты Веригин и Грейг, отличавшиеся особенно веселым нравом, гуляли в саду и забавлялись тем, что карабкались на деревья, доставая плоды, причем Веригин чуть не разорвал свой мундир. Панаев, как более серьезный и всегда старавшийся угодить князю, сам напросился на поручение допрашивать казаков, присылаемых к князю с наблюдательных постов. Меншиков велел ему докладывать о таких курьерах по усмотрению.
Часам к пяти адъютанты князя проголодались и, собравшись на крыльце, с нетерпением ожидали обеда, который уже был заказан кухарке.
— Посмотрим, чем угостит нас здешняя Цирцея, — сказал Веригин.
— ЕИе ез! 1аШе, сотте 1ез зер! рёспез сарйаих (она уродлива, как семь смертных грехов), — фыркнул Грейг; между адъютантами французский язык преобладал, несмотря на их патриотическое настроение.
— Господа, посмотрите, кого это сюда несет, — сказал Веригин.
Действительно, в экипаже, составлявшем нечто среднее между бричкой и татарской арбой, ехал молодой человек, судя по форме — военный врач. Он выскочил из брички и, поговорив с казаком из конвоя князя, стоявшим у ворот хутора с куском арбуза в руке, тотчас же поспешил на крыльцо к адъютантам.
— Позвольте узнать, господа офицеры, — сказал он, — правду ли мне говорит казак, что здесь остановился сам главнокомандующий?
— Совершенную правду. А вам что надо? — несколько свысока спросил Панаев.
— Да я… я приехал к родственнику, владельцу хутора… Оказывается, он уехал… Я военный врач, спешу в Севастополь, думал остановиться у брата… Теперь, конечно…
— Да вы, батенька, не стесняйтесь, — покровительственно сказал Веригин. — Князь никого не желает стеснять. Найду я место и для вас. Милости просим.
— Благодарю вас… Позвольте отрекомендоваться: врач Алексеев…
— Очень приятно. Я доложу князю, — сказал Панаев. — Князь велел всем вновь прибывшим врачам представляться ему лично.
— Помилуйте. Но я весь в пыли… Мне совестно…
— Это ничего, — авторитетно сказал Веригин, подмигивая Грейгу, так как доктор показался ему смешным чудаком, над которым следует потешиться. Пускай князь проберет его по-своему, — шепнул Веригин на ухо Панаеву.
Князю доложили, и доктор был немедленно позван в спальню. Через полчаса он вернулся оттуда красный и вспотевший, как из бани.
— Ну что? Ну что? — приставали к нему адъютанты.
— Удивляюсь! Откуда светлейший так знает медицину, — говорил доктор, вытирая потный лоб. — Я на выпускном экзамене не подвергался такому строгому испытанию, как теперь… Чего только не спрашивал князь!
— Да, батенька, мы никого не пропускаем без внимания! — сказал Веригин. — Воображаю, пробрал вас светлейший по косточкам!
— Однако, господа, право, не мешало бы обедать. Цирцея, кажется, капризничает; хоть бы ты, Грейг, сыграл по отношению к ней роль Одиссея, сказал Веригин.
— Предоставляю тебе эту честь.
— А ты, вероятно, принял на свою долю испытать превращение в какое-нибудь не совсем красивое животное?
— Однако ты остришь! Боюсь, что эта острота не оригинальная, а заимствованная.
— Но уж, во всяком случае, не у тебя…
— Господа, не ссорьтесь, это портит аппетит, — сказал Панаев.
Наконец давно ожидаемый обед был подан. Пришел и князь. Адъютанты острили над кулинарным искусством рябой Цирцеи, но ели преисправно и пили вино, принесенное экономом из погреба владельца, хотя оно было невысокого качества.
Князь прочитал по этому поводу целую лекцию о причинах, влияющих на дурное качество крымских вин, причем выказал разнообразные сведения по агрономии и ботанике. Панаев поддакивал князю, Грейг и Веригин, сидя на другом конце стола, острили и балагурили между собою.
Князь встал со стула раньше всех и вышел на крыльцо. Адъютанты подняли такую возню и шум, что наконец князь вошел в столовую, погрозил им пальцем и, не говоря ни слова, ушел в спальню.
