Осада Сотевага - [4]

Колдун, не моргая, всматривался в содержимое щербатой глиняной миски. Ульрор тоже попытался разглядеть что-нибудь в узоре комочков сворачивающегося от сычужных соков молока, но так ничего не разглядел.

Колскегг напрягся. Голубые глаза его побелели.

— Гроб! — прохрипел он. — Гроб и могильная вонь! Только в смерти есть выход.

Глаза колдуна закатились, и он потерял сознание.

Губы Ульрора раздвинулись в невеселой усмешке. Слишком хорошо он помнил, с какими словами отверг условия Зигабена. Боги нередко прислушиваются к человеку тогда, когда он меньше всего этого желает.

* * *

— Да чтоб Скотос утащил этого язычника в ледяной ад сей же миг, а не после смерти! — выругался Кипр Зигабен, глядя, как Ульрор расхаживает по стенам Сотевага, покручивая свою светлую косу. Град камней и стрел, которым имперцы осыпали крепость, варвар игнорировал напрочь, и защитники словно перенимали силу его духа, отстреливаясь, чем можно, и торопливо укрепляя разрушенные участки. Будучи человеком честным, что не всегда преимущество для офицера, Зигабен поневоле добавил: — Но какой храбрец!

— Господин? — переспросил денщик, наливавший генералу вина.

— А? Ничего, — бросил Зигабен, раздраженный, что его бормотание кто-то услышал.

И все же он от всего сердца желал, чтобы один из видесских снарядов вышиб Ульрору мозги.

Попросту говоря, северянин был слишком умен. Да, он позволил запереть себя в Сотеваге — но лишь взамен куда худшего исхода. Сбежав, он еще сможет собрать своих халогаев и отторгнуть Калаврию от империи. Для северян он был ценнее армии — не меньше, чем Зигабен для видессиан.

Тут на него снизошло вдохновение. Генерал прищелкнул пальцами от радости и кликнул гонца, чтобы отправить его к камнеметалкам и баллистам. Одна за другой осадные машины останавливались. Зигабен подхватил белый щит — знак перемирия — и направился к стенам Соте вага.

— Ульрор! — крикнул он. — Ульрор, не побеседовать ли нам?

— Да, — крикнул северянин через минуту, — если ты будешь говорить на языке моих людей.

— Как пожелаешь, — ответил Зигабен на халогайском.

Вот и еще одна затея лопнула. Генерал намеренно начал разговор на видесском, чтобы посеять в сердцах воинов Ульрора сомнение в вожаке. Что ж, пусть слушают.

— Выходите из крепости, и я сохраню жизни вам всем. А тебе, Ульрор, я обещаю большее: поместье и пенсию на содержание личной дружины.

— Где же будет это поместье? Здесь, на острове?

— Ты заслуживаешь большего, чем это захолустье, Ульрор. Как насчет резиденции в столице, городе Видессе?

Ульрор молчал долго, и Зигабен уже начал надеяться, что план сработает.

— Дашь ли мне день на раздумье? — поинтересовался наконец северянин.

— Нет, — без колебаний ответил Зигабен. — Ты употребишь его на починку стен. Отвечай сейчас.

Ульрор разразился хохотом.

— Жаль, что ты не дурак. Но я отклоню твое щедрое предложение. Покуда в империи идет гражданская война, если я и сумею добраться живым до столицы, то протяну там не дольше, чем омар в кипящем котле.

По лицу видесского генерала нельзя было прочесть ничего.

— Я лично поручусь за твою безопасность, — промолвил он.

— Твое слово дороже серебра здесь, на острове. А стоит мне отплыть на запад, и оно не будет стоить ничего. Оба императора ненавидят тебя за то, что ты не послал им войск.

Слишком умен, подумал Зигабен. Не тратя больше слов, он развернулся и пошел прочь от стен. Но Ульрор все же попал в котел. Осталось развести огонь посильнее.

* * *

«Черепаха» ползла вперед. Ее бревенчатые стены и крышу покрывали свежие шкуры, не давая заняться огню. Видесские стрелки осыпали огневыми стрелами тюки соломы, которые халогаи развесили на стене, чтобы смягчить удар тарана, который прикрывала «черепаха». Северяне поливали солому водой и мочой, так что огонь гас, не успев разгореться.

Имперцы все же доволокли свое укрытие до стен. Халогаи осыпали «черепаху» камнями и копьями, пытаясь прорвать шкуры и открыть путь кипящей воде и раскаленному песку.

— Берегись! — гаркнул Ульрор.

Еще один валун ударил в стену. Шум стоял невообразимый. И все же Ульрор легко разбирал в этом шуме приказы командира «черепахи», спокойные, точно на параде.

Такой отваги Ульрор понять не мог. Опасности сражения — их он навидался. Осаду переносить было сложнее, но у осажденных нет особенного выбора. Но могут ли воины сохранять крепость духа, продвигаясь подобно улитке и зная, что стоит лопнуть панцирю, как всем придет погибель… это было выше его понимания.

Подобно большинству халогаев, Ульрор презирал дисциплину. Свободному человеку не пристало ходить в шутах. Теперь он увидел, чего такая дисциплина стоит. Его собственные воины на месте таранной команды давно бы разбежались. Видессиане шли вперед.

Удар тарана халогай не столько услышал, сколько ощутил. Из нутра «черепахи» донесся лязг — имперцы отводили подвешенное на цепях бревно с железным набалдашником для следующего удара. Стена дрогнула снова. Ульрор видел, как отвага покидает его воинов. Они смеялись над стрелами и камнями, но этот размеренный грохот отнимал у них мужество. Вождь надеялся, что сражаться в проломе они смогут. Но надежда эта была слабой.