Осада Рима - [15]

— Ты хорошо сделал, что сохранил ему жизнь, — холодно отозвался Анри.

— Женщина не могла покинуть Рим, — заметил Аннибаль.

— Я тоже так думаю, лейтенант, но найти ее не удалось. Я многих расспрашивал о прекрасной француженке. Мне сказали, что она появилась в Риме лишь три месяца назад, уже с признаками безумия, и что этот Андреани вроде как о ней заботится.

— Тебе известно его имя? — вздрогнул Анри.

— Не только имя, мне известно, чем он занимается.

— Он что-то вроде помощника у Гарибальди?

— Это сейчас, но до войны он был собственным секретарем Папы!

— Так это предатель и перебежчик! — воскликнул молодой капитан.

— Не совсем. Он ведь был светским лицом, но это ничего не меняет, Папа его выгнал, и никто не знает за что.

— Я знаю, я! — вскричал Анри. — Папе наверняка стало известно о его подлом преступлении. О! Моя бедная Мари!

— Анри, — Аннибаль сжал руки друга в своих, — настало время довериться нам. Не сомневайся в нашей преданности, этот честный малый рисковал для тебя жизнью, мою дружбу унесет только смерть. Открой нам свое сердце, пусть один из нас станет заботиться о той, кого ты любишь, а другой поклянется за нее отомстить.

Анри схватил друзей за руки и тихо заговорил:

— Три месяца назад мы с Мари должны были пожениться. Я любил ее и продолжаю любить. Она очень страдала, даже чуть не умерла от нервного потрясения — девушку пытались похитить, неведомые преступники покушались на ее честь. Чтобы я днем и ночью мог быть возле невесты и защитить ее, необходимо было немедленно пожениться. Наконец церемония состоялась, мы предстали перед алтарем, и она пред Богом поклялась мне в супружеской верности. Когда мы выходили из церкви, внезапно раздался взрыв. Все смешалось, нас окутал густой дым. Я бросился к Мари… О Боже! Она исчезла, а я не увидел лица ее похитителя и не знал его имени. В течение двух дней я был в беспамятстве, иначе мне удалось бы ее разыскать. Едва придя в себя, я кинулся на поиски, все поставил вверх дном и узнал, что в день нашего бракосочетания город покинула почтовая карета. Я проредил весь ее путь от стоянки до стоянки, он привел меня в Марсель, на границу Франции. Там мне стало известно, что некий молодой человек с больной сестрой отплыл в Рим. Бог подсказал мне, что это была Мари. Я собирался сесть на корабль, но тут объявили войну, мне удалось добиться разрешения отправиться туда за свой счет, в качестве волонтера, и вот я здесь, у этих неприступных стен, за которыми страдает моя бедная девочка! Ах, как бы мне хотелось умереть! Она безумна… Вы видели ее — она даже не узнала меня! Мне чудится, что иногда ее безумие помрачает и мой разум, и я повторяю вслед за ней: горе! горе!

Здесь с беднягой случился нервный кризис, из которого его вывели добрые заботы друзей.

— Мы отомстим за нее, — пообещал Аннибаль Жану Топену.

— Конечно, лейтенант, но тут замешан рок, уж я-то разбираюсь в таких делах. Боюсь, наш капитан слишком несчастен, он уже никогда не сможет радоваться жизни.

Друзья разошлись по своим постам.

Оба передних бастиона уже были в руках французов. Теперь атака направлялась на левый фланг. Чтобы стать полными хозяевами Джаниколо, следовало завладеть двумя бастионами, оборонявшими ворота Сан-Панкрацио. Для этого принялись копать новые параллели: начинаясь у брешей, оставшихся от первого приступа, параллели должны были окружить позицию, которую предстояло взять. Захваченные с бою, бастионы становились укрепленными тылами штурмующих; артиллеристы уже принялись разворачивать на них свои батареи. Чтобы поднять уровень земли до уровня стен в том месте, где должна была встать куртинная батарея, пришлось немало покопать. Осуществилось третье продвижение осадных батарей.

В ночь с 22-го на 23-е и с 23-го на 24-е траншеи удлинили, начиная от площади, бастионов у ворот Сан-Панкрацио и от Вакелло. Утром 25-го вооруженная двумя пушками по шестнадцать дюймов и двумя по двадцать четыре дюйма, батарея на куртине начала стрелять. Ей ответили две батареи на Сан Пьетро ин Монторио, батареи следующих бастионов и далекие, но по-прежнему грозные орудия на Тестаччо и Сант-Алессио. Французская батарея на куртине оказалась один на один с пятью батареями противника, которые засыпали ее снарядами и в конце концов смяли. Пришлось вновь заделать амбразуры и ждать, пока оба бастиона не вооружатся пушками, чтобы прийти ей на помощь.

Новая параллель была закончена в ночь с 24 на 25 июня. Канонада республиканцев не замолкала ни на минуту, поливая огнем французские позиции. На Авентине возле церквей Сант-Алессио и Санта-Сабина обнаружилась еще одна, новая батарея повстанцев. Чтобы подавить ее и огонь с Тестаччо, пришлось в четвертый раз заново вооружать батарею в конце первой параллели. Настал трудный момент, и уныние закралось в сердца французов — не сметут ли с лица земли бесчисленные снаряды повстанцев казавшиеся так хорошо укрепленными позиции французов?

Но вот утром 25 июня у траншей появился парламентер с несколькими сопровождающими. Французы его сначала не заметили и продолжали вести огонь, так что рядом с парламентером упало замертво несколько человек, в том числе один француз, некто художник Лавируа, один из тех храбрецов, что не задумываясь встают под знамена любой сомнительной борьбы за свободу и любого революционного мятежа. Но мало-помалу огонь прекратился, и парламентера отвели в штаб-квартиру. По досадной случайности, ему не позаботились завязать глаза, так что посланник республиканцев мог видеть строительство новой батареи. Не исключено, что в этом и заключалась истинная причина появления парламентера. В качестве предлога он принес подписанный многими европейскими консулами протест против бомбардировок.