Ось - [3]

— Здесь?

— Нет, не здесь. Но в очень похожей пустыне.

— А почему вы оттуда уехали?

— Хотелось побывать в других краях, — сказала она, улыбнувшись. — Тогда мне это казалось важным.

— А теперь вы будете жить здесь?

— Да. Теперь да.

Она нравилась ему, но ему было по-прежнему не по себе от ощущения того, что есть вещи, которые нельзя ни с кем обсуждать. Он ничего не мог с этим поделать. Поэтому просто сказал:

— Я не знаю, чего вы ждете от меня. Но, боюсь, что не смогу вам дать этого.

— А чего, по-твоему, я жду?

— Не знаю. Все от меня чего-то ждут. И доктор Двали, и остальные. Раньше они меня все время спрашивали, что я думаю, что чувствую, просили объяснить разные вещи в книжках… Но им не нравились мои ответы.

(В конце концов его перестали расспрашивать. Как и брать у него анализы крови и предлагать всякие психологические тесты.)

— Для меня ты хорош таким, какой есть, — сказала Сьюлин.

Ему хотелось ей верить. Но он ее не знал. Она преодолела пустыню, не испугавшись ни жары, ни насекомых на раскаленных камнях, и все ради него. Зачем? Он этого не понимал. И не мог поэтому открыться ей и впустить в свой мир.

* * *

Его учителями были все взрослые в поселке. Некоторые относились к нему более внимательно и терпеливо, некоторые — менее. Миссис Рэбка учила его основам биологии, мисс Фишер — географии Земли и Нового Света, мистер Ноуотни рассказывал о небе, о звездах, об отличии звезд от планет. Доктор Двали занимался с ним физикой: наклонные плоскости, закон обратных квадратов, электромагнетизм. Айзек помнил, с каким изумлением в первый раз увидел, как магнит притягивает ложку. Вся планета обладает силой притяжения, а какую роль играет в этой ее силе каждый отдельный камешек? Айзек только-только начинал понимать смысл ответов доктора Двали.

Прошлым летом доктор Двали показывал ему компас. Он сказал, что планета — это тоже магнит, ее сердцевина, состоящая из железной руды, ведет себя как вращающийся сердечник, этим и объясняется существование силовых линий, ионосферы, защищающей от губительного солнечного излучения, полюсов — северного и южного. Айзек попросил дать ему на время компас. Это была внушительных размеров военная модель земного изготовления. Доктор Двали охотно согласился.

Поздно вечером у себя в комнате Айзек поставил компас на стол и повернул его так, чтобы красный конец стрелки совпал с буквой «N». Затем закрыл глаза и принялся кружиться. Остановившись, подождав, пока пройдет головокружение, и не открывая глаз, он явственно услышал послание мира, ощутил собственное положение в нем — ориентацию, разрядившую непонятное внутреннее напряжение. Тогда он поднял руку и открыл глаза, чтобы удостовериться, куда она указывает. Ему открылось многое, больше не имевшее отношения к физике.

Три вечера подряд он с успехом повторял этот опыт. И каждый раз оказывалось, что его рука указывает практически туда же, где находится буква «W» на компасе.

Он делал так множество раз, еще и еще.

* * *

Должен был вот-вот начаться ежегодный метеоритный дождь. Айзек решился наконец поделиться со Сьюлин Муа своим невероятным открытием, не дававшим ему покоя.

Метеоритный дождь бывал в конце августа — в этом году он ожидался 34-го числа (месяцы в Новом Свете носили по традиции те же имена, что земные, но были чуточку подлинней). На западном побережье Экватории август означал окончание бархатного сезона. Рыболовные суда доставляли последний улов с северных промыслов, чтобы успеть вернуться в Порт-Магеллан до начала осенних штормов. Здесь, в пустыне, августовская пора приносила с собой разве что ночную прохладу. Времена года в пустыне Айзек определял по характеру ночи, поскольку дни почти не отличались друг от друга, а вот ночи зимой бывали колючими, пронизывающе-холодными.

Постепенно Айзек подружился со Сьюлин Муа. Не то чтоб они больше стали разговаривать или говорить о чем-то важном. Сьюлин была такой же немногословной, как и Айзек. Но она сопровождала его в прогулках по горам, демонстрируя ловкость, никак не вязавшуюся с ее возрастом. Она двигалась не спеша, зато преодолевала подъемы не хуже, чем Айзек, и могла просидеть за компанию с ним час или больше, не шелохнувшись. У него никогда не возникало впечатления, что она делает это по обязанности или по какому-то заранее продуманному плану. Просто она таким образом разделяла с ним радость его одиноких прогулок.

Айзек подумал, что если она, как говорит, прибыла в Экваторию всего несколько месяцев назад, то никогда не видела еще метеоритного дождя. Сам он был большим любителем этого зрелища, и ему хотелось, чтобы и она смогла полюбоваться им с самой выгодной точки обзора. Доктор Двали (так, кажется, до конца и не принявший Сьюлин) неохотно это позволил, и 34-го августа они с ней взобрались на ту самую плоскую скалу, с которой он впервые увидел ее на горизонте, подернутом горячей дымкой.

Тогда был полдень, а сейчас уже вечер. Луна Нового Света была меньше и двигалась быстрее, чем земная. К тому времени, как Айзек и Сьюлин добрались до своей смотровой площадки, она уже успела описать полный круг. У обоих в руках были фонарики, на обоих — сапоги по колено и рейтузы на случай встречи с ящерицами, которые часто грелись здесь на гранитных откосах, отдающих накопленное за день тепло. Айзек внимательно обследовал место и не нашел ничего опасного. Он уселся на камне, скрестив ноги. Сьюлин, чуть помедлив, приняла ту же позу. Ее лицо было безмятежным, замершим в спокойном ожидании. Они выключили фонарики, и их обступила тьма. Небо было густо усеяно звездами. Этим звездам никто не давал официальных названий, хотя астрономы и снабдили их каталожными номерами. Звезды роились на небе, словно мошкара. Айзек знал, что каждая из них — это солнце. Многие озаряют своим светом никем не виданные ландшафты — может быть, пустыни вроде этой. А между звездами — он знал это — живет и дышит нечто. Живет своей безграничной, неспешной, холодной жизнью, в которой человеческое столетие укладывается в один миг.